Снова хлопок в плечо:

– Опять что-то не так. Может, он просто не понимает, что мы от него хотим?

– Тьфу!
– сплюнул Петжко и истерически завопил: - Кто хозяин, отвечай?!

– Не, хозяин-то у нас - Бартольд. Нам-то нужен его господин вроде...
– протянул Орих.

– "Вроде, вроде!" - передразнил Укроп, - Во саду ли, в огороде! Как ты меня уже достал!
– Бандит неожиданно ударил Ориха кулаком в челюсть. Тот отпрянул, очень удивлённо посмотрев на своего соратника по камере-выбивальне, потёр скулу, состроил обидное лицо и зарядил сокамернику по зубам. Раздался треск, Петжко закричал благим матом, выплёвывая выбитые зубы на пол, зажимая одной ладонью рот, а другой помогая себе встать со шконки, куда он отлетел. Далее раздался рык раненого медведя, звук двух тел, упавших на бетонный пол, и глухие удары кулаками.

***

Раздался скрежет поворачиваемого ключа, и дверь в камеру распахнулась. Первым вошёл Бордул, глаза которого полезли на лоб от увиденной картины. В углу у дверей лежал допрашиваемый, слабо шевелясь. У противоположной от стены двери по разным углам сидели Петжко и Орих, размазывая по лицам кровавые слюни. Морда каждого представляла собой кровавое месиво. Услышав звук открывающейся двери, они оба вздрогнули и сникли, как побитые нашкодившие щенки.

Бордул подошёл к ним и встал напротив, подперев кулаками бока и склонив голову на бок, ждал объяснений. За ним в дверь ввалилось шесть стражников с дубинками.

– Ну? И как это понимать?!
– рыкнул кромник, - Вы его что, убили что ли?!

– Да мы тут это...
– неуверенно произнёс Петжко.

– Ты как разговариваешь со мной, дерьмо козлиное?!
– процедил Бордул, багровея, - Порядок забыл? Я тебе сейчас напомню! Что тут происходит?!

Поджилки Укропа судорожно затряслись, физиономия покрылась маленькими бусинками пота. Он до желудочных колик боялся немилости Бордула, зная, что тот церемониться не будет. Тот съежился, как побитая шавка, а кромник перевёл глаза на Ориха, который так же утирая кровавые пузыри, начал скулить:

– Ну, мы допросили его и...
– заткнулся, не зная, что дальше говорить.

– "И"? Так, и что после "и"?

– Мы кололи его, господин!
– чуть не заплакал Петжко, - Кололи, кололи...

– Да не докололи! Кретины! А ну встать, выкидыши свинячьи, когда с вами кромник говорит!

Те с затравленным видом, стараясь не смотреть в глаза Бордулу, стали подниматься, тяжело разгибаясь. В гнилых, холуйских душонках обоих тлели самые дурные, самые отвратительные предчувствия. Наглые, самодовольные рожи вытянулись, посмирнели, конечности тряслись. По их шкурам бегали тысячи мурашек озноба, что кромник еле-еле сдерживался, чтобы не перетянуть их по физиономиям дубинкой пару-тройку раз лично.

Стражники рассредоточились возле следователя, ожидая приказа. Высокие, статные, в латах, с пустыми бездонными глазами, не сулящими ничего хорошего. Бордул повернулся к Петжко и грозным голосом спросил:

– Показания вытянули?

– Н-н-нет...
– затрясся тот.

– Нет?
– приторно удивился Бордул, - странно. То есть, я сейчас не смогу отвести его в комнату, где он всё подпишет? Вы его убили что ли, недоумки? Я правильно понял?

Не дождавшись ответа, он обратился к охране:

– Проверьте, в каком он вообще состоянии и позовите лекаря.

Один стражник, потолкал Мольха, крикнул "Он живой!" и унёсся по коридору выполнять поручение.

– Так да или нет?
– заорал не своим голосом Бордул так, что обоих вжало в стену.

– Не м-можете...
– заикающимся голосом проблеял Петжко.

– Что не могу?

– От-т-твести...

– Так-так...
– задумчиво произнёс кромник, - Не могу, значит... А морды кто вам набил? Он что ли? Ваш подопечный?

– Д-д-да, то есть н-н-нет...

– Так да или нет?

– Не-е-т... Это мы с-с-сами...

– Сами себе морды разбили?! Облегчили нам задачу? Ну что ж, козлики дрессированные, придётся-то вас в тюрьму отправить. Тебя, - указал он пальцем на Укропа, - в темницу, где томятся твои подельники-разбойники, которых ты сдал, спасая свою ничтожную шкуру. Они тебя очень ждут. А тебя - к хоббитам, чьих товарищей ты угробил пару лет назад. Тебя тоже ждут и очень сильно.

Петжко и Орих, не сговариваясь упали на пол, стали плакать, ползать по полу, целовать сапоги Бордулу и умолять о пощаде. Не забывали они также и обливать друг друга словесными помоями, а захлёбывающийся бранью кромник бешено пинал обоих ногами по лицам и куда придётся. В конце концов гнев малость утих. Он вспомнил, что они в этой камере-давильне сломали не один десяток людей, вырвав у них признание, и он выпалил:

– Ладно! Вас просто повесят!

Пришёл лекарь, осмотрел Мольха и сказал, что ему нужен перерыв, а то помрёт.

– Так, двое, забирайте его в тюремный госпиталь. Ты!
– указал пальцем на лекаря, - подлечишь, на своё усмотрение. Мне он нужен через два часа. А вы четверо, слушайте! Они в вашем полном распоряжении. Сгоните-ка с них жир, а то отожрали ряхи на казённых харчах. Только не убейте. Вскоре вздёрнем этих помойных крыс!

Через полминуты в камере остались четверо стражников, которые, поигрывая дубинками, со злобными ухмылками глядели на двух валяющихся у стены давильщиков. Те лежали, парализованные паническим страхом, который отупил им разум, сковал волю получше самых надёжных кандалов. Орих беззвучно шевелил разбитыми губами, Петжко же скулил неразборчивые слова, вдобавок ко всему ещё и обделавшись под себя.