— Людишки все ли единодушны, чтобы встать под власть мою?

— Терпеть насилия крымцев больше нет мочи. За то, что не хотим мы нападать на рати русские, что под Казань ходят, крым- цы мстят нам.

— А почему на войско мое вы не хотите нападать? Боитесь?

— От русских зла мы не видели, казанцы же постоянно нас грабят. А когда там Гиреи хозяйничать стали, совсем плохо нам.

— Если я под Казань пойду, поможете?

– - Народ наш готов к твоим войскам пристать.

— Много ли вас?

— Сорок тысяч поднимем, государь!

Терешка никак не мог вспомнить, где он этого человека видел.

Так же пристально на Аказа смотрел князь Горбатый-Шуйский. Ему он тоже казался знакомым.

Меж тем двери залы открылись, и вошла царица Анастасия с Курбским. Она приветливо улыбнулась Аказу, как старому знако­мому.

– - Здорова будь, великая царица,— с поклоном произнес Аказ.

– - Осмелюсь я, мой государь, послов просить к столу? Пусть

выпьют они за здравие царя.

— Настасьюшка! Ты умница моя!—царь радостно развел ру­ками.— Посол! Иди к столу! Ты радость мне принес сегодня.

Аказ посмотрел на мрачные лица бояр, сказал осторожно:

— Не знаю, достоин ли я такой чести? Да и одежонка в пути больно поизносилась. За высокий царский стол в такой одеже можно ли?

Иван окинул послов взглядом с ног до головы, потом посмот­рел на разодетых в парчу и золото бояр. Быстрым и легким дви­жением снял кафтан и набросил его на плечи Аказа.

— От всей души прими,— и сунул в руку посла пояс.

Гости ахнули! Шутка ли — басурману кафтан с царского плеча!

А Алексей Адашев мигом сдернул ферязь и поднес Янгину.

— А ты моим армячишком не побрезгуй.

— Андрюшенька,— царь обратился к Курбскому,—а твой каф­тан, сдается, будет впору третьему послу. Примерил бы.

Курбский, посмеиваясь в бородку, стал снимать кафтан.

Иван насмешливо взглянул на хмурого Сильвестра, взял ца­рицу за руку и прошел в залу. Гости—толпой за ним.

Переодеваясь, Аказ не заметил как к нему сзади подошел вое­вода Горбатый-Шуйский и шепнул на ухо:

— Снова в Москве, Стрелок гораздый?

— Я не бывал в Москве,— тихо ответил Аказ и почувствовал, что краснеет. Он лгал первый раз в своей жизни.

— Первый раз, говоришь? А кто Глинского от медведя, а Сань­ку Кубаря от плахи спас?

— Не понимаю, говоришь о чем?

— Ну-ну, не бойся. Я Саньке друг. Коль знаешь, где он, пок­лон ему. Скажи, что бабушка его преставилась, царство ей небес­ное, а он на Москву чтобы ни ногой. Молодой царь о его провин­ности помнит, да и Глинские здесь в силе. Так и передай. Тебе же от меня таиться нечего — вместе на Волгу пойдем.

Аказ кивнул головой в знак согласия и рядом с воеводой по­шел в залу. Янгин и Топейка смело шагнули за ними. Проходя ми­мо Терешки, Аказ улыбнулся, обнажив белые зубы. И тут Тереш- ка вспомнил: это сотник Аказ, с которым вместе когда-то тушили лесные палы...

Свадебный пир закончился только под утро. Иван, охмелевший к полуночи, сейчас в опочивальне был почти трезв. Он скинул лет­ник с ферязью и в одной исподней рубахе сел на кровать рядом с Анастасией.

— Ты на меня не сердишься, Ваня?—тихо спросила та.

— За что?

— Может, послов не стоило мне к столу звать? Бояре и князья ь большой обиде были.

Иван ничего не ответил.

— Я увидела, что послы тебе по сердцу пришлись...

— Кому по сердцу? Мне?! — Иван сердито взметнул брови вверх.— Ничтожные людишки, как и все!

— Зачем же ты их выше бояр поставил?

— Коли надобно будет для целей моих и государства, я их выше себя поставлю. А если надобно, завтра же прикажу псам на растерзание отдать.

— Грозен ты, Иван, в гневе и милости. Как бы не наделал бед великих.

— Это я к слову. Сии послы мне сегодня нужны были.

— Но зачем же злобить бояр? Разве с приемом нельзя подо­ждать было?

— А это я Шуйским назло, Сильвестерке-попу. Я еще покажу им, что я — царь! Завтра велю черемисских послов одарить коль­чугами и ратной сброей. Пусть бояре мошной своей потрясут — воинов князя Горбатого в поход на Волгу соберут... Да ну их, бояр и всех протчих! Давай спать.— И он привлек к себе Анастасию