Как я радъ, что вашему мальчику лучше. Хорошо, судя по письму.9 Галю я все представляю такой, какою я видлъ ее подъ Москвою.10 Какъ она теперь? Цлую васъ всхъ. Привтъ и любовь передайте Аполлову.11

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: «Толстой и Чертков», стр. 180. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: «Я. П. 19 ок. 92. № 318», на основании которой датируется письмо.

Ответ на письмо от 1 октября, в котором Чертков писал: «Нарочно начинаю наискосок для того, чтобы, не дожидаясь размаха, который обыкновенно ощущаю в конце письма к вам, сразу выбиться из всякой колеи и писать, как попало, чт`o бог на душу пошлет. Только что получил ваше письмо от 28-го. Мне очень дорого то, чт`o вы говорите о нашей дружбе. Я-то это всегда испытываю в высшей степени — эту потребность личного общения с вами; и рад видеть, что и вы хоть в некоторой степени испытываете то же. Понимаю молитву о непридавании чрезмерной важности человеческим отношениям: она праведная. Но не могу желать ослабления той связи, которая меня с вами соединяет и заставляет желать личного общения с вами, пока мы оба еще в условиях пространства и времени. Связь эта также праведная. И потому ежедневно пишу вам большие письма в своем воображении и со дня на день дожидаюсь спокойного часа для того, чтобы осуществить это на бумаге. Но час этот все не приходит... Как могли вы предположить хоть на минуту недоразумение между мной и вами по поводу ваших писем против божественности Христа?! Во-первых, если я с чем был бы положительно не согласен, то поспешил бы вам о том написать, как всегда делаю. А во-вторых, эти письма послужили для меня как бы термометром, по которому я заметил свое собственное изменение по отношению к этим вопросам с тех пор, как я, помните, бывало, просил вас выпускать в моих изданиях резкие отрицания искупления и т. п. Впрочем тогда и ваш тон бывал иной. Теперь же скажу вам искренно, что считаю высказанное вами в этих письмах не только умным и психологически верным, но нужным. А затем прибавлю, что сказанное вами еще не со всех сторон исчерпывает вопрос. Остается, как мне кажется, вполне законное чувство, о котором упоминается еще в учении 12 Апостолов о том, что бог там, где вы о нем узнали... Меня не удивляет, что вам было трудно догадаться, чем вы меня огорчили; это было бы столь же трудно узнать мне, как и вам. Кроме, как светлым и радостным, вы меня ничем не дарите. Теперь расскажу вам то, с чего, до получения вашего последнего письма, собирался начать. — Впрочем раньше скажу еще одно: вы очень заняты своей работой; но по вечерам, как говорите, иногда пишете письма; когда вам некогда бывает писать мне, и если вы при этом хотели бы тем не менее сделать мне удовольствие, то поручайте кому-нибудь списывать ваши письма к другим лицам и присылайте мне эти копии, чем вы не только доставите мне одну из величайших радостей, мне доступных, но оживите общение между нами и внесете еще материал в мой Свод ваших мыслей, которым продолжаю заниматься среди всей моей суеты, находя в этом отдохновение, освежение и сознание того, что, если польза всего остального и бывает иногда сомнительна, за то польза этого дела несомненна. ... Хотел прибавить несколько слов еще по поводу недовольства против меня вашей жены. До меня дошло, что она в особенности была сердита на мои слова о том, будто она ваш крест, и еще, что всё кончено между ею и мною. На это я хотел бы только ей сказать, что ведь слова о кресте я тщательно вымарал из моего письма к ней, и сделал это единственно потому, что написал их сгоряча и, перечитывая, почувствовал, что не имею никакого права этого решать, что это, вопрос о кресте, именно, как Софья Андреевна сама потом выразилась, дело между вами обоими и богом, в которое никому не следует вторгаться. Если же я не вымарал этого замечания из копии письма, которую я послал вам, то это потому, что я привык показывать вам себя голышем, т. е. столько же свое скверное, как и хорошее, в том простом расчете, что, зная мое скверное, вы можете помогать мне освобождаться от него, что и оправдалось в данном случае, так как это вызвало с вашей стороны тот добрый отзыв о Софье Андреевне, который и поправил мое увлечение. — Что же касается до того, что всё кончено между нами, то я никак не могу помириться с этою мыслью; и добрый поклон, который Софья Андреевна нам послала после того в своем письме, меня несколько утешил. Я никак не могу и не хочу причислить Софью Андреевну к числу тех лиц, которые, откровенно высказывая другим то, чт`o они сами думают, не выносят неодобрительной в каком-нибудь отношении к ним самим откровенности со стороны других. Достоинство в прямоте и откровенности бывает только тогда, когда они допускают взаимность; и я до сих пор так и смотрел на Софью Андреевну, как на человека, который вообще ценит прямоту и в себе, и в других, а не делает из нее свою исключительную монополию; и в этом представлении о ней мне не хотелось бы разочаровываться. К тому же она сама совсем запуталась бы в своих отношениях к людям, еслиб совсем отворачивалась от тех немногих, которые откровенно высказывают ей в глаза то, что многие (справедливо или несправедливо — это другой вопрос), — думают и говорят за ее спиной. Главное же то, что я сердечно, истинно предан душою всему тому, что близко и дорого вам, и потому не могу не испытывать самой дружелюбной преданности всей вашей семье, начиная, следовательно, с вашей жены. — Говоря о вашей семье, но теперь совсем не о Софье Андреевне, мне хочется высказать вам то впечатление, которое я последнее время часто выношу из рассказов лиц, бывавших у вас, но сами вовсе не отдающих себе отчета в этом моем впечатлении. Впечатление это тяжелое: мне кажется, что вокруг вас развивается несколько, как это сказать, — ну «придворная» что ли атмосфера. Т. е., что лица к вам близкие, — и чем они сознают себя ближе к вашему сердцу, тем более, — сплочиваются в маленький тесный кружок, будто бы больше других вас оберегающий и будто бы лучше понимающий, — кружок, относящийся как к чему-то внешнему, но — так сказать — привилегированному ко всякому, как им представляется, «вторжению» в свою кружковую область посторонних лиц, мнений и т. п. И при этом, как и бывает во всяких «придворных кружках» — «les absents ont toujours tort», и надобно показываться от времени до времени «при дворе» для того, чтобы не быть совсем исключенным из этого привилегированного кружка. Это я замечаю, или думается мне, что я замечаю не на себе одном, а вообще на отношениях к «посетителям» вашего дома. Между прочим же я этим самым объясняю себе то, что из всех ваших детей ко мне наименее снисходительно относится наиближайшая к вам Марья Львовна, к которой я с своей стороны, кроме доброго чувства никогда ничего не желал испытывать. Кто же успеет пожить побольше в кругу ваших окружающих, как например теперь Евгений Иванович, тот как бы в силу своей очевидной близости к вам как бы завоевывает и себе место в «придворном» кружке, становится сам «привилегированным», и быть может сам до некоторой степени заражается придворным духом. Не знаю, выражаюсь ли я достаточно ясно; но таково мое впечатление, полученное мною совсем `a contre coeur, и которое сообщаю вам на всякий случай, помимо всякого своего личного побуждения (поверьте этому, дорогой Лев Николаевич, а то вы меня не поймете), и с полною готовностью, желанием даже, быть разубежденным»...

1 [Каждый имеет недостатки своих достоинств.]

2 Абзац редактора.

3 О С. П. Прокопенко см. прим. к письму № 321.

4 Абзац редактора.

5 Петр Галактионович Хохлов. О нем см. прим. к письму № 293.

6 Евдоким Платонович Соколов. О нем см. письмо № 314.

7 Морская и Конюшенная улицы, которые в Петербурге того времени считались аристократическими.

8 Абзац редактора.

9 В письме от 1 октября Чертков писал, что его сын Дима чувствует себя хорошо и быстро развивается.

10 Толстой имеет в виду свое посещение Чертковых в первых числах января 1888 г., когда они жили под Москвой в имении Пашковых «Крекшино». См. т. 86, стр. 112.

11 Александр Иванович Аполлов (1864—1893) — священник, имевший приход в Ставропольской губернии, сделавшийся единомышленником Толстого и подавший в 1889 году своему епархиальному архиерею обширную записку, в которой излагал свои новые взгляды и описывал путь, каким к ним пришел. О нем см. т. 86, стр. 239, 240. В письме от 1 октября Чертков писал об Аполлове: «У нас сейчас Аполлов с своим 5-летним сыном, остальные два ребенка у матери, бросившей его и вернувшейся к своим родителям. Он очень симпатичен — тих и кроток, умен и чуток. Но он продолжать был уже не в силах. «Язык заплетался при богослужении». Опять заявил, что хочет уйти из священства. Но еще не выпускают. Дело это теперь в Синоде, и он совсем не знает, что дальше будет, хотя надеется, что освободится от рясы».

1892 г. Октября 30. Я. П.

Получилъ въ одинъ день, вчера 29, ваши оба письма. И какъ я обрадовался было. Ну видно нельзя до другаго раза. Заявленіе ваше я нынче посылаю газету Рус[скіе] Вд[омости] черезъ жену.1 Письмо къ Гапгудъ2 мн не нравится и я — пожалуйста, не сердитесь — совтовалъ бы не посылать его. Я по тону ея писемъ видлъ, что она устала и ей надоло это дло. Кром того, когда у насъ ужъ такъ охладли, то въ Амер[ик], гд все дло б[ыло] въ томъ главное, ч[тобы] показать сочувствіе Россіи, ужъ очень охладли. Я думаю, что ничего не выйдетъ изъ этаго, да и обращаться прямо просить, по моему, не хорошо. Я письмо удержу у себя. Если велите послать, я пошлю. Задержка недля или меньше я думаю, не бда. Лева въ Петерб[ург], похалъ отбывать воин[скую] пов[инность] въ стрлк[овомъ] батальон И[мператорской] Ф[амиліи].3 Наши средства вс распредлены и ихъ даже не достанетъ. Но я не отчаиваюсь, что на вашъ зовъ откликнутся, да мож[етъ] б[ыть] и мн удастся что нибудь сдлать въ этомъ отношеніи — чего очень хочется. Пока прощайте. Дорогого Матв[я] Ник[олаевича] обнимаю.4 Надюсь, что васъ задержала не болзнь Гали.

Л. Т.

На обороте: Воронежск. губ., Россоша.

Владиміру Григорьевичу Черткову.

Публикуется впервые. Письмо написано на бланке закрытого письма (секретка). На подлиннике черным карандашом надпись рукой Е. П. Соколова: «№ 319 30 октября 92 г.» Почтовые штемпели: «почтовый вагон 30 октября 1892», «почт.-тел. контора Россоша 2 ноя. 1892». Датируется на основании слов Толстого: «вчера 29».

Ответ на письма Черткова от 17 и 24 октября и на телеграмму Черткова, полученную Толстым 30 октября. В первом из этих писем Чертков писал: «Посылаю вам письмо, которое я стараюсь поместить в газетах. Содержание его, к сожалению, не преувеличено. Здесь готовится что-то ужасное; одним словом настоящий голод. Мне очень хотелось бы, чтобы вы поподробнее и несомненнее узнали о положении здешнего населения, так как вы находитесь в таком положении, что, если только сознаете, что следует, то можете очень существенно помочь и предупредить много страдания... В конце месяца Ростовцев хочет совсем переехать сюда, в Ржевск, постоянно заведывать хозяйственной помощью населению. Так что недостатка в опытных управителях у нас не предвидится. Но материальных средств у нас в сравнении с тем, чт`o нужно, ужасно мало. Я с своей стороны помогаю, как могу, круглый год. На предстоящую зиму (до 1 Мая) у меня моих личных средств остается для этой цели около 6 т. рублей. Но для того, чтобы запастись своевременно хоть отчасти тем, что, как теперь ясно видно, будет необходимо зимой для самой элементарной помощи, т. е. просто для того, чтобы не голодали, следовало бы сейчас иметь в своем распоряжении по крайней мере еще 10 тысяч. При этом я разумею, конечно, ближайший к нам район населения, в котором мы можем сами лично наблюдать за тем, что делается. Можете ли вы принять участие в доставлении нам этих материальных средств?... Другое, чем вы можете помочь, это попросите кого-нибудь из ваших домашних от вашего имени послать прилагаемое заявление в «Русские ведомости», прося их поместить его в газете в виде письма в редакцию. (В «Новое время» я уже послал; но можно большего ожидать от читателей «Русских ведомостей».) — Наконец, третье: не припишете ли вы несколько слов от себя к прилагаемому письму к г-же Гапгуд: это способствовало бы тому, что мы получили бы, быть может, из Америки весьма существенную поддержку. Очень, очень прошу вас, дорогой друг Лев Николаевич, сделайте что можете для того, чтобы помочь нам».

К этому письму Чертков приложил два своих письма — одно, от 17 октября, американской переводчице Толстого Изабелле Гапгуд с просьбой организовать в Америке сбор средств в пользу голодающих, другое, от 15 октября, в редакции газет. В этом письме Чертков писал: о голоде и в южных уездах Воронежской губернии — Богучарском и Острогожском — и цынге, давшей значительную смертность. Сообщая об этих фактах, Чертков обращался с просьбой делать пожертвования в пользу пострадавших от неурожая.

В письме от 24 октября Чертков писал, что собирается проводить до Москвы свою мать, уезжавшую из своего имения в Петербург, причем на обратном пути заедет в Ясную поляну. Телеграммой, несохранившейся в архиве Толстого, Чертков известил, что поездка его не может осуществиться.

1 Толстой переслал жене письмо Черткова в редакции газет при своем письме от 30 ноября, в котором он просил С. А. Толстую направить письмо Черткова в редакцию газеты «Русские ведомости». Письма Черткова не было напечатано, так как цензура отказалась его пропустить.

2 Изабелла Гапгуд (Isabel Florence Hapgood) — американка, переводчица и журналистка, переведшая на английский язык книгу Толстого «О жизни», была в России и посетила Толстого в Ясной поляне. Об этом посещении ею написана статья, напечатанная в 1892 г. в журнале «Atlantic», содержание которой изложено в журнале «Исторический вестник» 1892, т. XLVII, стр. 279. Об Изабелле Гапгуд см. письма 1893 г., т. 66. Письмо Черткова к Гапгуд Толстым не было отослано адресатке по мотивам, изложенным в письме № 325.

3 Л. Л. Толстой был призван к отбыванию воинской повинности и зачислен в стрелковый батальон императорской фамилии. 25 октября он выехал в Царское село, где стоял его батальон, но вскоре был отчислен, как непригодный к военной службе.

4 Вместе со своим письмом от 17 октября Чертков послал Толстому письмо, которое получил от М. Н. Чистякова. В письме этом Чистяков, объезжавший пострадавшие от неурожая деревни Воронежской губернии, писал Черткову о тяжелом настроении, которое он испытывает под влиянием получаемых им впечатлений.