Симион подпрыгнул, как обезьяна.

— Какой доктор? Я не болен. Я самый здоровый че­ловек. Я Человек и не умру во веки веков. Кто покло­нится Мне и Отцу моему — спасется.

— Папа, — сочла нужным вмешаться Олимпия, — дом­нул доктор желает тебе добра, почему ты не хочешь с ним ехать?

Вся подсознательная враждебность Симиона к Олим­пии пробудилась снова:

— Я не желаю с тобой разговаривать! И не называй меня отцом, потому что я тебя не знаю. Ты мне не дочь! Дети мои те, кто следует за мной и поклоняется мне.

— Я ваш истинный сын, потому что верю в ваше учение! — проговорил Вейсман.

Симион с любопытством взглянул на него и снова при­нялся кружить по комнате, как недоверчивая собака, об­нюхивающая незнакомца. Уязвленная Олимпия не скры­вала своей откровенной ненависти, так и светившейся в ее глазах. Аглае покачала головой и раздраженно ска­зала:

— Господи боже мой, извозчик ждет, это ведь денег стоит!

Вейсман мельком взглянул на нее, но можно было до­гадаться, насколько поразило его подобное бессердечие. Осторожный и вежливый по натуре, он, не выдавая своих чувств, быстро сообразил, что нужно сделать, что­бы вытащить старика из дома.

— Домнул профессор, — заговорил он весьма цере­монно,— дамы пошутили, или здесь произошла ошибка. Я вовсе не доктор и пришел не для того, чтобы осматри­вать вас. Впрочем, мне и без того известно, что вы здо­ровы,— об этом все говорят. Я явился к вам, будучи при­влечен вашей репутацией... ученого...

Симион перестал ходить по комнате, он впивал сло­ва Вейсмана, повернувшись к нему, хотя его блуждаю­щий взгляд не мог остановиться на каком-нибудь одном предмете. Слово «профессор» и уважение студента поль­стили ему, хотя Вейсман употребил этот титул совершен­но случайно, совсем не зная рода занятий Симиона.

— Люди слышали о моем учении? — серьезно спро­сил Симион.

— Вы меня спрашиваете, слышали ли они? Да кто же не знает великого, великого... (Вейсман не знал его фа­милии.)

— ... пророка Туля, — подсказал Стэникэ.

— Вот именно! — подхватил студент.

— И чего от меня хотят люди? — величественно спро­сил Симион.

— Чего хотят? Чтобы вы явились к ним, просветили общество, вывели заблудших на верный путь.

Симион немного подумал и заупрямился:

— Не пойду. Миссия моя на земле окончилась. Испив желчи и уксуса, я был распят в моей одежде, теперь я должен встретиться с ангелами.

— Домнул Туля, — взмолился Вейсман, — а я-то за­чем явился? Ангелы ждут вас. Клянусь честью. Они прислали со мной карету, чтобы доставить вас. Посмот­рите, вот кони!

Симион бросил блуждающий взгляд в окно и увидел тощих кляч, которых извозчик украсил, сунув им за уши цветы.

— Крылья у них есть? — спросил он.

— Как не быть, домнул Туля! По двенадцать крыльев у каждого коня.

Симион стал нерешительно прохаживаться по комна­те, потом снова заупрямился:

— Не поеду! Ангелы сами должны явиться сюда, что­бы вознести меня и усадить по правую руку от Отца. Вы меня не проведете. Дьявол лукав и принимает разные обличья.

Раздосадованный Вейсман почесал в затылке. Он ощу­пал задний карман брюк, где у него лежала коробочка со шприцем «Рекорд» и ампулами морфия, отозвал в сто­рону Стэникэ и что-то прошептал ему на ухо, в то вре­мя как Симион тревожно наблюдал за ним. Вейсман и Стэникэ прошли в соседнюю комнату и вернулись оттуда через несколько минут. Вейсман держал в руке шприц с морфием, а Стэникэ — клочок ваты, намоченной в спир­ту, запах которого разнесся по всей комнате.

— Домнул Туля, маэстро, — почтительно проговорил студент. Я знаю одно средство, для того чтобы ангелы пришли побыстрее. Мы сделаем вам небольшой укол в руку, совершенно незначительный, вот этим, и вы немедленно погрузитесь в чудесное состояние.

Симион в ужасе отшатнулся. К счастью, у Стэникэ нашлись убедительные слова.

— Я очень сожалею, что вы себя так ведете, — заго­ворил он с притворным отчаянием, — мне кажется, что вы не тот, за кого себя выдаете. Христос был пригвожден к кресту, а вы не позволяете себя уколоть даже иголкой. Какой же вы святой?!

Подавленный этими доводами, Симион остановился, не говоря ни слова, а Вейсман быстро снял с него пиджак и сделал укол, прежде чем старик успел опомниться. Стэникэ потер место укола ватой, в то время как Си­мион, на которого уже стал действовать наркотик, с не­доумением смотрел на свою руку.

— Не хотите ли вы украсть мою руку, так же как укоротили мою одежду? — подозрительно спросил он.

— О нет! — любезно запротестовал Вейсман. Одурманенный Симион опустился на стул, мутный взгляд его был устремлен вдаль. Он казался счастливым. — Ну как вы теперь себя чувствуете?

— Хорошо чувствую, прекрасно, чувствую здоровье во всем теле.

— Разве я вам не говорил? — сказал Вейсман, глядя через окно на пролетку, где потерявший терпение извоз­чик хлопал бичом. — Подумайте как следует! Народ вас ждет, почему же вы не хотите сойти к нему? Впрочем, каждый святой удаляется на некоторое время в пустыню, в келью, чтобы очиститься. Если хотите, мы отвезем вас в прекрасный монастырь, где вы будете размышлять в полнейшем одиночестве. Туда никто не является, кроме ангелов в белом облачении, по утрам, в девять часов, и вечером. Маэстро, ваше место там!