Шрифт:
Отставной сенатор Желтухин Федор Федорович – «Сей почтенный человек был не любящ, не любезен и не любим».
Про архитектора Воронихина:
«Природой назначенный к сапожному ремеслу, ученьем попал в зодчии, <…> копиист в архитектуре, который ничего не мог сделать, как самым скверным почерком переписать нам Микель-Анджело».
Про Кваренги:
«Старик Гваренги часто ходил пешком, и всяк его знал, ибо он был замечателен по огромной синеватой луковице, которую природа вместо носа приклеила к его лицу».
Есть в нашем царскосельском парке при Институте растениеводства такая аллея, где туи растут в два ряда. На первом дереве так и значится на табличке: «туя». А вот как аллею эту назвать по типу липовой либо кленовой – не знаю. Вернее, знаю, но не могу, неловкость выходит…
И снова Вигель: «В то время (начало XIX века) неверие почиталось непременным условием просвещения, и целомудрие юноши казалось верным признаком его слабоумия». Так что нравы нынешние настолько не новы, что даже слегка поташнивает от скуки.
Человечонок.
Глупость бесконечнее ума.
Договаривается о встрече: «В нижней части лица у меня будет небольшая борода, очки у меня будут отрицательные, на четыре диоптрии».
Глубокая мысль, вынырнув на поверхность, никак не может отдышаться: глаза таращит, головой трясет, в общем, выглядит не весьма.
Дали пожизненное условно. А что? При наших-то юрисдикторах – да запросто!
Евтушенко – одно из самых общих мест отечественной поэзии.
Заметил давно, да все смущался признаться, даже и себе самому: стихи мои нравятся людям, которые поэзию не любят, терпеть ее не могут. Парадокс, однако.
Микрополит.
Видно, каждый народ по-своему мудр. Иногда так уж по-своему, что оторопь берет. Взять хотя бы несколько извлечений из книги «Японские пословицы и поговорки». Беру почти наугад: «Стыдно не тому, кто пляшет, а тому, кто смотрит», «Чужое мясо к своему телу не приклеишь», «У кого детей нет, тот плакать не умеет», «Весна красна моллюсками, а осень – каракатицами», «Взял сливу – верни персик» и т. д. в том же роде.
Три поучительных двустишия:
1. Однажды Козлов наступил на гюрзу.
Гуляя в песках, надевайте кирзу.
2. Петрова в столовой увидела мышь.
Теперь там руины и полная тишь.
3. Сурляев прочел за обедом стишок.
Жену увезли с заворотом кишок…
Попахивать – это, видимо, все-таки пахать помаленьку.
От Марии Ордынской: «Потерпи, Снегурочка, до зимы совсем уже маленько осталось», – говорил Мизгирь, поглаживая бутыль с мутноватой водицей.
Юность и недозрелость – это все-таки разные понятия.
Разговоры с пятилетней Катей Ивановой:
«Я тебя недохитрила» (это мне, деду).
«Существо, похожее и на поросенка, и на утенка, – хрюкря».
«С книжкой под мышкой. А если так: с книгой под мыгой».
«Персонаж такой злобный – Вухобах».
Собрание блондинов – белая брысь.
Борьба с жизнью не на жизнь, а на смерть, как правило, этим самым и заканчивается.
У матросов нет вопросов. А у атлетов нет ответов. Чья тупость предпочтительнее?
Ян Догес – кто он? Кем мог бы стать? Что подписать? А это просто «сегодня» наоборот.
Приснилось название отроческой (видимо, лицейской) поэмки Шурика Пушкина – «Руся и Люся».
А теперь немного порифмуем:
Большой любитель мелкой шалости,В душе он был такой добряк,Что от сочувствия и жалостиДо полной сырости добряк.2006 год
Истинно живой и значительный ум должен быть ленив, насмешлив и наблюдателен. Заключаю это по той простой причине, что я ленив, насмешлив и наблюдателен.
Бог нам не указчик.
Палиндромчики:
А там окна банкомата.
Закопана зараза напоказ.
Мокр еврей Ефрем, а замер фейерверком.
Дядя Леша нашел яд! Яд!
Вариации на «Эпиграмму № 1» Козьмы Пруткова: «Вы любите ли сыр? – спросили раз ханжу».