Потом вышли на площадь. По глазам ударило солнце. Голуби под ногами, праздные толпы. Кивнув на людей, Петр проговорил:

– Ощущение полной беззаботности.

Беатриче тут же ответила:

– Это ощущение вполне естественное для всей Италии. Такой народ. Его Бог никогда не оставлял и не оставит.

«Хороший у вас Бог», – хотел сказать Петр, но смолчал, только кивнул. Беатриче будто поняла, о чем он подумал, и сообщила:

– Ну и в вас ведь, как мне рассказал дедушка, есть итальянские гены. Так?

– Так. Но не слишком много. Гены прабабки.

– И что? Вот у Джино тоже интересные гены. От моего папы, который негр, и гены от прадеда, моего Антонио, но это – о! – она вскинула обе руки и растопырила пальцы. – Классные гены! Рerfetto!

Петр рассмеялся: кажется, любимое восклицание синьора Антонио.

Рассмеялась (точнее, усмехнулась) и Беатриче, но, оказалось, по другому поводу.

– Довольно жарко, а вы в шляпе. Это почему? Насколько я вчера заметила дома, у вас хорошие волосы, без намека на лысину. Что ж скрывать?

– Нет, дело в другом. Привычка. С поздней юности. Однажды посмотрел какой-то старый итальянский фильм, и там все герои-мужчины ходили в шляпах. В костюмах, при галстуках, но обязательно в шляпах, даже в помещениях. Мне это так понравилось, и вот с тех пор… Ну да, эпоха неореализма… Но для лета, когда уж слишком печет, у меня легкая шляпа. Вот эта. Она хоть и темная, но из легкой материи, и я к ней привык, а она ко мне. В общем, началось с того самого фильма.

– Понятно, подражательство. А что это был за фильм?

– Не помню. Послевоенный, кажется.

– А Висконти?

– Что Висконти?

– Фильмы Висконти смотрели?

– Ну…

– Что ну? «Смерть в Венеции», например?

– Наверное, нет. Не помню.

– М-да! Так посмотрите. «Смерть в Венеции» – это прямо для вас.

– Почему для меня?

– А, ладно… Так мы о вашей шляпе. Что ж, это не вредная привычка, носите. Знаете, Барбара Стрейзанд однажды сказала: «Почему жена десять лет усердно старается изменить привычки мужа, а потом жалуется, что он не тот человек, за которого она выходила?» Неплохо, да? Если вам никто не старается изменить ваши привычки, то вы счастливый человек. – Петр не успел прореагировать на все эти ироничные умствования и странные обмолвки, как Беатриче продолжила, окинув взглядом площадь: – А теперь поглядите туда. Вон там – мозаичный пол галереи Виктора Эммануила Второго. А вон за тем памятником Леонардо да Винчи – там Ла Скала, но туда мы сейчас не пойдем, там мы будем вечером, а сейчас – в путь, забросим моего ненаглядного мавра к моей подруге и отправимся обедать в ресторан, а то служанку Стефанию я отпустила на сегодня, поэтому в доме у меня ни черта. Шучу, конечно, кое-чего найдется на ужин. Джино, в машину!

Обедали в ресторане «Sadler» на Via Ascanio Sforza. Как можно было догадаться, оглядевшись, престижное место и публика не простая. Беатриче выбрала именно такой ресторан. Что ж, дорого и со вкусом. Но убило меню: она заказала равиоли с крольчатиной и черным трюфелем, а еще рыбу дорадо, жаренную на гриле, с лимоном и веточками розмарина. Ну и вино, само собой, напоследок – кофе. Петр всё это съел с удовольствием, но еще изначально решил, что расплатится сам – за двоих, разумеется. Так в конце концов и сделал, несмотря на отчаянное сопротивление. Да, Беатриче умела красиво отступать, красиво сдаваться, без кокетства.

Но это в конце, а пока ели-пили, Петр поинтересовался:

– Ваше имя… В Вероне мне рассказали историю про Ла Скала. Почему и в честь кого так назвали театр. Беатриче делла Скала из рода Скалигеров. И потом я вспомнил еще одну Беатриче, Дантову, разумеется. И вот вы, ваше имя. Это как, Беатриче?

В ответ обворожительная улыбка (да, негроидные губы и зубки – это нечто особенное):

– Называйте меня по-простому, уменьшительно – Биче… Так вот, откуда Беатриче, то есть я с таким именем? От дедушки, конечно! Это он настоял, хотя мама хотела назвать меня Франческой. Ну дед как вцепится, так выноси святых, это всегда. Молодец дед!.. А почему Беатриче? Конечно, от Данте. Историю знаете? Значит, так. Ее звали Беатриче Портинари, это тринадцатый век. Печально, но очень романтично. Девятилетний мальчик Данте залюбовался на майском празднике девочкой восьми лет, дочерью соседа. Конечно, он и прежде видел ее, но тут – будто ожог, на всю жизнь. Десять лет спустя он увидел ее снова, но уже замужней женщиной. Она поселилась в его душе навсегда и стала, как он писал, владычицей его помыслов. Да, платоническая любовь на всю жизнь. Даже когда она умерла, а сам Данте вступил в деловой брак по политическому расчету, что тогда было принято… Да, романтика, искусство, великая бессмертная любовь – Данте и Беатриче, Петрарка и Лаура, Боттичелли и Симонетта! Ах, моя Италия! Теперь это почти смешно… Только при дедушке этого нельзя говорить, – понизила она голос и усмехнулась.

– Не буду, – кивнул Петр, – тем более, в свои за сорок я, циник, иногда наивно верю во что-то такое… в то, что почти смешно, как вы справедливо заметили.

– Кажется, это типично для русских – верить в нереальное, но прекрасное, то есть жить сказками и надеяться на чудо, – теперь с сарказмом произнесла Биче-Беатриче. Он хотел было оскорбиться за соотечественников, но, во-первых, эта мулатка была права, а во-вторых, она и не думала заканчивать свою лекцию: – А если об имени, то Беатриче значит «блаженная». А если опять из истории, то когда-то в Провансе жил трубадур по имени де Вакейрас, и он тоже воспевал даму по имени Беатриче. Еще была несчастная Беатриче Ченчи, это уже в эпоху позднего Возрождения, она убила собственного отца, аристократа-развратника, ее осудили и казнили, зато она вошла в историю за красоту, мужество и непорочность. То есть опять романтика. А вы как считаете, Пьетро… э, Петр? Вы же циник, если не соврали.

– Я? Как?.. А странно, не правда ли? Странно вот что: теперь, в наше время, мы называем романтикой то, что на самом деле есть истина, если по сути и по-христиански.

– Не истина, а вера, путь, идеал. А истина – она в Боге, в Библии. А то, как есть в наше время, как сегодня, – это реализм, прагматика. – Сказанное прозвучало без тени сомнения, даже назидательно. – Не так ли?

– Похоже, так. Истины нет, а есть прагматика. Вы правы, конечно.

– Конечно, я права… Э, а вы хитрец, я так не говорила! Иронизируете? Истина есть, но она свыше.