– Я прекрасно понимаю вас, ваше благородие, – вздохнул Викентий Иннокентьевич. – Но вы не правы, вы так не правы!

– А это меня мало интересует. Алёна хочет сделать из неё леди – пускай. Но для этого она должна отказаться от своих идей, и уж тем более от работы в больнице. Сама отказаться, Викентий, понимаешь? Если мы грубо подтолкнём её к такому решению, она сбежит. Если мы запрём её в четырёх стенах – она сбежит. А силой в высший свет не затащишь, это не карета, куда Георгий её затолкал, покуда она была без сознания.

– Господь всемогущий! – пробормотал Воробьёв. Александра могла представить, как он осеняет себя крестным знамением – он всегда так делал, когда произносил эти слова.

– Поэтому мне нужна твоя помощь, – резюмировал Гордеев. – Девчонка хитра и далеко не глупа, но мы и хитрее, и умнее, и, что главное, гораздо опытнее. Мы её перехитрим. Ты перехитришь.

– Иван Кириллович, пощадите, она дочь моего покойного друга! Ваня, когда уходил на фронт, взял с меня слово, что я позабочусь о ней, и…

– Ты и позаботишься, – пообещал Иван Кириллович. – Кого, по-твоему, Тихонов хотел в ней видеть больше? Дворянку, аристократку с хорошими манерами, или больничную медсестру?

– Иван Кириллович!

– Слушай меня внимательно, Викентий. С завтрашнего дня она поступает под твоё руководство, и твоя задача быть максимально строгим и придирчивым к ней. Дай ей заведомо невыполнимое задание. Отбей у неё всяческое желание заниматься медициной! Убеди её, что у неё никогда ничего не получится. И когда она вернётся – пусть не прямо завтра, а через неделю или две – вернётся в слезах, разбитая и окончательно разуверившаяся в своих способностях, я достойно отблагодарю тебя.

Ответом была глухая тишина, и Сашеньке на секунду показалось, что они каким-то образом поняли, что она подслушивает их разговор, и потому замолчали. Но потом Иван Кириллович вдруг продолжил, уже совсем другим голосом – ледяным, звенящим:

– В противном случае, Воробьёв, я клянусь тебе – я её убью!

– Что? – ахнул Викентий Иннокентьевич.

– От неё мертвой проблем куда меньше, чем от живой. Если она останется при больнице, я сделаю так, чтобы её случайно сбила карета, когда она будет возвращаться домой. Да и от ночного нападения на улице никто не застрахован, а Георгий будет только рад с ней позабавиться.

– Да как же вы можете?! – выдохнул поражённый Воробьёв.

А он ещё не такое мог!

Как будто не слыша, Иван Кириллович продолжил:

– Друг мой, если у тебя не получится повлиять на её решение отказаться от работы добровольно – я убью её. Если она каким-то образом догадается о нашем заговоре и сбежит – я найду её и убью. Повторю: мне эта девчонка без надобности, её жизнь для меня ничего не стоит, а ты меня знаешь, Викентий, я слов на ветер не бросаю. Мы поняли друг друга? А теперь, прежде чем ответить, вспомни ещё раз, о чём просил твой друг, уходя на фронт? И подумай хорошенько, что ты должен сделать, чтобы выполнить его просьбу.

– Сколько вы мне заплатите? – спросил Викентий Иннокентьевич удручённо, а Сашенька прижала обе руки к губам, чтобы не выдать себя громким возгласом отчаяния. О своей жажде, о ночном кошмаре и о желании навестить брата она давно уже позабыла, превратившись в статую, замершую возле двери в гордеевский кабинет.

Послышалась какая-то возня, это Иван Кириллович доставал деньги.

– Для аванса достаточно? – его голос, всё время такой спокойный, Александра теперь ненавидела ещё сильнее, чем прежде. – Ещё столько же, когда дело будет сделано.

– Хорошо, – сухо произнёс Воробьёв. И судя по звукам шагов, раздавшихся совсем близко, он направился к двери.

– Викентий, постой! – Иван Кириллович задержал его, и это дало Александре несколько лишних секунд на то, чтобы спрятаться – она юркнула в нишу между распахнутой дверью то ли в библиотеку, то ли в большую гостиную, таким образом, открывшаяся дверь кабинета скроет её от посторонних глаз. Полумрак широкого коридора больше не пугал её, теперь он был даже на руку.

– Да, Иван Кириллович, – понуро произнёс Воробьёв. – Я же уже пообещал вам, что сделаю всё, как вы сказали.

– Насчёт девчонки я и не сомневался. Вопрос в другом. Мне по-прежнему нужно дело, – он так многозначительно замолчал, что сразу стало ясно – пахнет какой-то ужасной, отвратительной, грязной тайной. Ещё одной тайной, связывающей Викентия Воробьёва и этого негодяя-министра. Сколько же у них этих тайн?

– Я же сказал вам, как только мне удастся убедить Леонида…

«Леонида Иннокентьевича?! А он-то здесь причём?!» – Александра почувствовала непреодолимое желание прямо сейчас распахнуть дверь и спросить, что происходит, но это стоило бы ей жизни.