– Убедить? Похоже, ты используешь не те методы убеждения, мой дорогой друг, если дело до сих пор не лежит на моём столе! Леонид, быть может, и не вашей продажной, воробьёвской породы, но то, что он твой брат, увы, не обещает ему протекцию от того же несчастного случая или ночного нападения на улице. С ним-то, понятное дело, Георгию будет не так весело, как с девчонкой, но я уверен, он не откажется вспомнить былое и отнять ещё одну жизнь.

– Не смейте трогать моего брата! – не сдержался Воробьёв. В голосе его слышалось отчаяние.

– Я пока и не собираюсь. И, наверное, начну я всё же не с его, а с его жены. Или с сына?

– Иван Кириллович, я прошу вас! – взмолился Викентий Иннокентьевич. – Он сделает всё, как вы скажете… я постараюсь убедить его… только, умоляю, не трогайте Аннушку с Петенькой!

– Я даю тебе ровно два дня на него, и две недели на Александру. – Сухо произнёс Гордеев. Сказал – как отрезал. Сашеньке и самой стало не по себе после этих слов, хоть она и не до конца понимала, о чём речь. Можно представить, каково доктору Воробьёву!

– Иван Кирилович, два дня это очень мало, я боюсь не уложиться в такой срок! – запричитал тот.

– Так иди и скажи Михаилу, чтоб подождал, – огрызнулся Гордеев. – Он у меня на хвосте, чтоб его, прямо по пятам идёт! И что самое страшное, он обо всём догадывается.

«Нет, имя-то, конечно, довольно распространённое, – принялась убеждать себя Александра. – И, конечно, совсем не обязательно, чтобы он имел в виду именно Волконского!»

– Он никогда ничего не докажет, – тихо произнёс Викентий Иннокентьевич. – Без бумаг у него связаны руки. Вам незачем его бояться, ваше благородие.

– Боюсь тебя разочаровать, Викентий, но ему и не потребуется ничего доказывать, – сказал Гордеев. – И поэтому нам нужно сбить его со следа, лишить всяческой возможности узнать правду, понимаешь? Было бы гораздо проще и его убить, но ситуацию усугубляет то, что он мой сын.

«Значит, всё-таки о нём», – убедилась Александра, окончательно переставшая что-либо понимать. Надо бы удивиться тому, как спокойно говорил Гордеев столь ужасные вещи, но она уже привыкла к его бесчеловечности. К тому же это, по-видимому, была шутка, если судить по невесёлому смеху господина министра.

Слышал бы всё это Волконский, помечтала Александра. Он бы сразу понял, о чём речь! Интересно, что же дорогой папенька так отчаянно пытался от него утаить?

– Я достану вам дело в ближайшие сроки, только, пожалуйста, не нужно никого убивать! – с мольбой в голосе произнёс измученный Воробьёв. – И если у меня не получится за два дня, то дайте мне три, умоляю! Не трогайте моего брата. Я сделаю всё, что в моих силах, и даже больше, но, я прошу вас, не трогайте Леонида и его семью!

– Это дело должно было лежать на моём столе ещё вчера, чёрт возьми! – воскликнул Гордеев. – Если Михаил доберётся до него раньше, нас обоих ждут очень большие неприятности, Викентий!

– Я это понимаю. Но, простите, о чём вы-то думали, когда затевали всё это? Неужели надеялись, что он не догадается?

– Я не думал, что он вернётся с фронта так скоро, – мрачно ответил Гордеев.

– Или надеялись, что он не вернётся вообще? – перефразировал Викентий Иннокентьевич.

«Господи, да этот человек – чудовище! С кем связала свою жизнь моя глупая матушка? Боже, он же его сын, его единственный ребёнок, разве можно так говорить?» – беззвучно возмущалась Александра по ту сторону двери.

Впрочем, Гордеев Сашу порадовал:

– Оставь эти глупости. Он мой сын. Но, тем не менее, идёт война. А он ни разу за двадцать два года не проявлял особой страсти к военному делу, не то что Алексей. По тому ещё в детстве было видно – далеко пойдёт, генералом станет, не меньше. А Миша совсем не такой. Он рос спокойным, уравновешенным, сдержанным и мыслил очень трезво. Все были с самого начала уверены, что война не для него, и когда Юлия провожала его, она провожала его на смерть. Кто же мог подумать, что он не просто вернётся, а вернётся героем? Выходит, все мы ошибались на его счёт.

Спокойным? Уравновешенным? Сдержанным? Он?! Александра была готова рассмеяться, но потом вдруг подумала, что это совсем не смешно. Наверное, Волконский повидал за этот год войны немало ужасов, раз из спокойного, уравновешенного и сдержанного стал таким.

А «вернулся героем» – это как понимать? Она подумала, что непростительно мало знает о своём будущем сводном брате, и недостаток этот нужно исправить. "Непременно спрошу у Серёжи, – подумала она, – если доживу до нашей с ним встречи"