Шрифт:
Сразу пришла и на секунду задержалась мысль: так новорожденный видит окружающую действительность в первые часы своего появления на свет, все у него вверх тормашками.
Откуда я это знал, не знаю.
Но знал.
Едва подумал о новорожденном, тут же вспомнил о ребенке, которого подписался спасти, и сразу проверил, что с биркой. Оказалось, с биркой все нормально. Не выронил. Продолжал сжимать в кулаке.
Так и должно быть, загордился я сам собой. Все в голове дракона может встать с ног на голову, но свое праведное дело он все равно сделает.
Потом стал разбираться, почему мне так неуютно.
Повертел туда-сюда головой и выяснил, что, во-первых, нахожусь в помещении, очень похожем на автомастерскую, а во-вторых, вишу вниз головой, чисто Буратино, пойманный лисой Алисой и котом Базилио. Мало того что руки мои были связаны вервием, так еще и ноги стягивала петля автомобильного троса. Второй конец троса враги вражеские накинули на крюк крана, каким обычно мастера по ремонту тачек тягают движки. Поскольку пасли меня не мастера по ремонту тачек, а мастера заплечных дел, потому и было оборудование применено столь затейливо.
А «мастеров» было двое.
В одном я сразу признал Пашу-борца из свиты господина Ащеулова и не сказать чтобы сильно этому обстоятельству обрадовался. Второго, низкорослого и ужас до чего толстого, я не знал. И, если честно, знать не хотел.
Перестав притворяться дохлым, я подтянул связанные руки к лицу и глянул на часы. Было уже без десяти одиннадцать. Дело обретало скверный оборот: до полуночи оставалось чуть больше часа, а я находился черт знает где и черт знает в каком состоянии.
Между тем мое энергичное барахтанье заметили.
– Оба-на, а клиент-то очухался, – предал меня толстяк.
Услышав добрую весть, Паша, которого я на днях так жестоко и цинично обидел, встрепенулся, что тот бойцовский петух, и тут же пошел ко мне.
Подходил он с ухмылкой, которая ничего хорошего не предвещала.
Будет бить, подумал я с тоской. И, возможно, ногами.
Предчувствия меня не обманули: вложив в удар всю свою ненависть, борец с ходу воткнул свой кулак в мой ничем не защищенный живот. Как говорится, у товарища наболело. Решил, чтобы и у меня поболело чуток.
«Чуток» вышел на славу.
Был бы я человеком – сразу бы сдох, а так ничего – напряг пресс и сдюжил. И даже подумал смиренно: есть время разбрасывать камни и есть время их собирать. А вслед за тем делово: хорошо, что это Павел, а не дружок его Савва. Все же греко-римский борец – это не профессиональный боксер. Удар его хотя и могуч, но не так мастерски поставлен.
Но одним ударом Паша, конечно, не обошелся.
– Где ребенок? – спросил он, резко дернув меня за волосы.
– Не знаю, – честно ответил я.
– Не знаешь?! – Паша замахнулся, но не ударил и повернулся к подручному: – А ну-ка, Толян, подними его чуть выше.
Толян с проворностью, которой трудно было ожидать от такого жиртреста, быстро поднял с пола блок управления и, удерживая нужный тумблер, вознес меня еще где-то на полметра.
Придерживая, чтобы не так раскачивало, Паша врезал на этот раз по ребрам. После чего опять спросил:
– Куда, сука, ребенка дел?
– Мне нужно срочно переговорить с Боссом, – морщась и постанывая от боли, сказал я. – А больше я вам, буржуинам, ничего не скажу.
– Босса тебе? – рыкнул Паша, сорвал с меня очки и ударил без замаха по лицу. – Тут я сейчас за Босса. Говори, сука, куда ребенка дел?!
Я, успев зажмуриться, проорал:
– Никуда я его не девал! На кой он мне?!
– Как на кой? – на секунду опешил Паша и тут же объяснил: – На той. За девку свою отомстить. Мы у тебя девку хапнули, ты у нас – пацана. Типа так.
Явив железную, но неподвластную уму дракона логику, он вновь ударил меня по ребрам.
– Говори, сука, где пацан?
– Чего ж вы, чудилы одноклеточные, по себе-то всех меряете? – превозмогая боль, прохрипел я.
И тут же за «чудил» за «одноклеточных» поплатился. Паша, обидевшись не на шутку, откладывать в долгий ящик сатисфакцию не стал и провел серию энергичных ударов – слева, справа, слева, справа и еще раз слева. А когда он запыхался, до тех пор стоящий в стороне Толян сменил его и надбавил, чтобы мне мало не показалось.