При этом больные с аффективными расстройствами (здесь нас интересует в первую очередь циклотимия), напротив, явственно демонстрируют признаки генерализации инстинкта самосохранения. Даже в депрессии их внутренний тонус крайне велик, они необычайно тревожны, хотя часто и не представляют свое состояние этим словом. Их болезненное напряжение – физиологично, хотя и достигает зачастую таких величин, что кажется почти полным бездействием. При гипомании ситуация меняется: заостряется интерес, тенденция «освоения» внешнего пространства, однако больные делают это непоследовательно, нецеленаправленно, временами абсолютно поверхностно, но сам по себе интерес и не является «глубокомысленным познанием», а лишь направлением действия, активностью, распространяющейся на внешние объекты (и люди входят в число «объектов»). Поверхностность интереса не означает его отсутствия, тогда как его интенсивность безусловно свидетельствует в пользу тезиса о генерализации инстинкта самосохранения. Причудливость, извращенность, неадекватность, бесцельность проявлений этого инстинкта и говорят о болезни, так что удивляться здесь действительно нечему.

Вторым существенным критерием, отличающим кризисы развития личности от пограничной психопатологии, является характер соотношения внешнего и среднего контуров структуры психического (и личности, разумеется, в том числе). При шизофрении отчетливо выявляется деструкция среднего контура при полновластности внешнего, отчего функционирование последнего обретает уродливые формы. Больные шизофренией утрачивают всякую я-отождествленность и оказываются не способными к играм, которые создают я-отождествленные отношения. Например, мать перестает вести себя (или ощущать себя) как мать, ученик – как ученик и т. д. Все социальные отношения шизофреника представляют собой я-неотождествленную игру, где смена ролей и, главное, – правил этой игры – находится полностью в его «компетенции». У невротика, напротив, я-отождествленные роли заострены, что, в свою очередь, также осложняет социальные отношения, поскольку чем сильнее я-отождествленная роль, тем большие требования предъявляются к другим людям (другим с маленькой буквы) и к самому себе.

Такая же картина имеет место, если мы рассматриваем человека как онтологическую структуру. Индивидуальная Реальность, которая в структуре психического соответствует внешнему контуру личности, у шизофреника разрастается и подменяет собой Реальность, в каком-то смысле вытесняя последнюю. У невротика, напротив, происходит очевидное ослабление главенствующей роли Индивидуальной Реальности, которая, можно сказать, лишь «обслуживает» теперь невротический симптом («иррациональные суждения»), но оказывается бессильной как-либо целенаправленно на него воздействовать (о чем свидетельствует крайняя непоследовательность и нелогичность его поступков, однако здесь нет ни бреда, ни галлюцинаций, которые – суть аберрационные производные Индивидуальной Реальности); напротив, Реальность невротика, которая структурно соответствует среднему контуру, в отдельных своих точках настолько «заостряется», что полностью искажает, извращает само понятие реальности, однако, несмотря на это, в отличие от шизофреника у невротика это именно реальность.

Специфика отношений внешнего и среднего контуров на различных уровнях развития личности различна. Если на уровне ПЗМ удельный вес Индивидуальной Реальности и соответственно всего внешнего контура (я-неотождествленные роли) возрастает, а Реальности и потому среднего контура в целом (я-отождествленные роли) ослабевает, то на уровне ВЗМ внешний контур (в том числе и Индивидуальная Реальность) утрачивает силу своего влияния, а средний контур (и Реальность соответственно) не усиливается, но, будучи уже ослабленным, реконструируется, реформируется, перестраивается. И если при неврозе или психотическом расстройстве происходит своего рода «перетягивание одеяла» (в первом случае – на сторону Реальности, во втором – Индивидуальной Реальности), то при развитии личности имеет место своего рода «перетекание» «центра тяжести», изменяется характер и интенсивность значимости того или иного контура.

Иными словами, кризисы развития личности не являются следствием нарушения функционирования инстинкта самосохранения, хотя и могут сочетаться с этими нарушениями. Также понятно и то, что всякая психологическая дисфункция, к которой относится и кризис развития личности, «затрагивает», «вовлекает в свою орбиту» и инстинкт самосохранения, но в данном случае страдание этой структуры не является первичным, системообразующим. С другой стороны, динамика отношений контуров имеет место как в случае невроза, при психотических расстройствах, так и в процессе развития личности, однако в случае развития личности она обретает строго очерченную последовательность, тогда как при указанных заболеваниях она диагностически интересна не как динамика (изменений отношений (соотношений) во времени), а как статика.

Кризис развития личности, таким образом, в отличие от всех выше перечисленных психических расстройств, относится к числу тех, которые уже не являются «животными» или «неоживотными» механизмами. Внешний контур – вполне закономерное, с точки зрения эволюции и физиологии, образование, он возник как специфическое для человека средство выживания, механизм приспособления. Его «принципиальное» устройство полностью соответствует существующему уже у приматов комплексу нейрофизиологических и «социальных» реакций. Однако проблема, которую способна поставить перед человеком его Индивидуальная Реальность (по сути дела – ноосфера, образованная самой возможностью восприятия знака как означающего), соотношение его внешнего, среднего и внутреннего контуров уже не является собственно «животной». Осознать свой психологический солипсизм, ощутить свое фактическое одиночество, увидеть, что реальность, какой бы она ни была, – это только игра, только один из вариантов «взгляда», интерпретации, – на это способен действительно только человек.

Таким образом кризисы развития личности следует рассматривать не как заболевание, но как специфические реакции структуры, поскольку ничего болезненного здесь нет и быть не может. Это своего рода трансформация, онтогенетическая и одновременно ноосферная (а этом смысле и филогенетическая) эволюция человека, причем не как биологического вида, а как нового вида жизни (если считать, что ноосфера – это некое живое образование). При этом как биологический вид человек способен страдать всеми заболеваниями, присущими биологическому виду самой высокой ступени. Психические расстройства относятся именно к этой категории, поэтому нам вряд ли стоит удивляться возможности сопряженного, микстного сочетания кризисов развития личности (процесса развития личности в целом) и психических расстройств. Данное утверждение относится как к невротическим расстройствам, так и к психопатиям, однако его нельзя распространить на психотические заболевания (с определенными оговорками можно подумать о циклотимии, но и здесь ситуация с развитием личности крайне затруднительна, поскольку страдание, которое испытывает при этом заболевании человек, лишает его той специфической адекватности, которой характеризуются собственно пограничные психические расстройства). В случае последних происходит значимый разрыв между внешним и средним контуром, что исключает возможность их динамики, необходимой для развития личности.

Иными словами, тот факт, что развитие личности может сопровождаться невротическими расстройствами или протекать на фоне психопатии, не вызывает сомнения. Более того, возможность этой сопряженности весьма велика, поскольку личность, переживающая кризисы развития личности, всякий раз, при каждом последовательном кризисе находится в состоянии неустойчивости, дезадаптированности, что, разумеется, можно считать благоприятным фоном для развития различных психических дисфункций пограничного уровня. Следует еще раз подчеркнуть, что кризисы развития личности и пограничные психические расстройства имеют различную «природу». Можно сказать, что они отличаются разными «генетическими корнями», это «разного поля ягоды», которые, однако, способны влиять друг на друга, взаимообусловливать, потенцировать и т. д. и т. п.