По залу волной прокатился гул — все ее узнали.

— Мне надоело ждать, когда вы меня разыщете, ваша светлость, — произнесла она достаточно громко, чтобы окружающие расслышат ее, но слова предназначались только ему, Темплу.

Он улыбнулся:

— Я бы тебя разыскал.

— А вот я в этом не особенно уверена, — ответила Мара. — Похоже, что вы… несколько заняты.

Герцог оглянулся:

— Занят чем… этим?

Она посмотрела на его окровавленное лицо, и в глазах ее промелькнула тревога; рука же потянулась, чтобы прикоснуться к нему, утешить.

— Я подумала, что смогу помочь, — пробормотала Мара. Она поднялась на ринг и посмотрела прямо в глаза брату. — Ты, Кристофер, настоящий осел! И все еще такой же ребенок, каким был, когда я оставила тебя двенадцать лет назад.

Взгляд Кита сделался мрачным, угрожающим.

— Что ж, этот ребенок уничтожил бы твоего герцога, если бы ты нас не отвлекла.

Мара усмехнулась, не обращая внимания на ликование и торжество в голосе брата.

— Значит, тебе не повезло. — Она окинула взглядом зал и всех тех мужчин, что явились сюда полюбоваться на бой. И наверное, почти все они получали удовольствие, видя низвержение Темпла. — Давай все упростим, хорошо?

Кит самодовольно ухмыльнулся:

— Да, пожалуйста.

— Один завершающий удар. Кто его нанес, тот победил. Согласен?

Взгляд брата метнулся к Темплу, истерзанному, окровавленному.

— Думаю, это будет честно. Если победа моя, я уйду свободным и получу свои деньги.

Мара повернулась к Темплу; глаза ее смотрели тепло и ласково, и больше всего на свете ему захотелось, чтобы этот бой завершился. Потому что он хотел ее. Сейчас же. Навеки.

— Согласен, Темпл? — спросила Мара.

Он утвердительно кивнул:

— Да, конечно. Я всегда говорил, что ты превосходно умеешь вести переговоры.

Она улыбнулась:

— Вот и чудесно.

А затем… Герцог с изумлением увидел, как его любимая, повернувшись к своему брату, уложила его одним ударом. О, она была великолепной ученицей!

Кит упал на колени, завывая от боли.

— Ты сломала мне нос!

— Ты это заслужил. — Она посмотрела на него сверху вниз. — И ты проиграл.

Азриэль и Бруно уже поднимались на ринг, чтобы не позволить Лоуву улизнуть из клуба.

— А теперь я объявляю свои условия. Ты предстанешь перед судом за попытку убить герцога. — Мара посмотрела на Темпла. — Моего герцога.

Ее герцога!

Темпл изобразил полное отсутствие интереса к происходившему.

— Бой в любом случае почти завершился, — пробормотал он.

Мара кивнула и подошла к нему поближе.

— Я и не сомневалась, что ты победишь. Мне просто надоело ждать.

— Ты сегодня очень уж нетерпелива.

— Двенадцать лет ожидания — это слишком долго.

Герцог замер.

— Ожидания… чего?

— Любви.

Господи Иисусе! Она его любит! Темпл сгреб Мару в охапку.

— Повтори!

И она повторила. Прямо на ринге. Перед всеми членами «Падшего ангела».

— Я люблю тебя, Уильям Хэрроу, герцог Ламонт.

О, эта бесстыдная мстительная королева! Его королева! Он впился в ее губы страстным поцелуем. Пусть она поймет — сейчас и навсегда, — как сильно он ее любит.

А Мара вложила всю свою любовь в ответный поцелуй.

Оторвавшись от ее губ, Темпл прижался лбом к ее лбу и прошептал:

— Скажи еще раз.

Она не стала притворяться, что не поняла.

— Я тебя люблю. — Мара потрогала его распухший и почти закрывшийся глаз. — Он тебя ужасно сильно ударил…

— Ничего, пройдет. — Он взял ее за руку и поцеловал пальцы. — Все проходит. Скажи еще раз.

Мара вспыхнула.

— Я люблю тебя, Уильям.

Он вознаградил ее за эти слова еще одним долгим поцелуем, от которого захватывало дух. А потом с улыбкой сказал:

— Вот и хорошо.

— Я не смогла тебя покинуть. — Мара положила ладони ему на плечи. — Думала, что смогу. Думала, так будет лучше, что ты сможешь зажить той жизнью, о которой мечтал. Жена, дети и…

Он закрыл ей рот очередным поцелуем.

— Нет. Моя жизнь — это ты.

Мара с улыбкой покачала головой.

— Но я-то думала, что можно просто начисто стереть все с грифельной доски. Думала, ты сможешь снова стать герцогом Ламонтом, а я исчезну и никогда больше тебя не побеспокою. Но я не смогла… — Она покачала головой. — Я слишком сильно тебя хочу.

Его сердце отчаянно заколотилось при мысли о том, что она могла бы навсегда исчезнуть. Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза: