Шрифт:
Но эта картинка не имела никакого отношения к реальности.
Мара покачала головой. Посмотрев ему в глаза, она увидела в них сожаление и печаль.
Она опять его ранила, даже не пытаясь это сделать. Мара снова покачала головой. Глаза ее наполнились слезами.
— Всегда — значит с тех пор, как я основала приют. Он не… — Она замолчала. Ах, если бы правда была другой!
Темпл засмеялся, но в его смехе не было радости.
— Разумеется, нет. Разумеется, мы не делали этого.
Он встал одним плавным движением и перешел на противоположную сторону ринга. Причем сделал все это необычайно грациозно даже с рукой на перевязи. С раной, которая убила бы менее крепкого человека.
Повернувшись спиной к Маре, герцог запустил руку в волосы.
— Всего раз я хотел услышать от тебя правду. — Темпл оглянулся. — Всего раз хотел поверить, что ты не такая, какой кажешься. Что ты не просто женщина, жаждущая крови и денег. — Он засмеялся и снова отвернулся. — И ты сказала мне правду.
Нужно рассказать. Рассказать все до конца. Нужно упасть к его ногам и дать ему возможность простить ее. Поверить ей. Поверить в нее. Может быть, тогда они смогут начать все сначала. Может быть, тогда это странное и восхитительное нечто, происходящее между ними, сможет расцвести.
Боже милостивый, она хотела этого сильнее, чем воздуха!
— Я не жаждала крови, — сказала Мара, вставая на ноги и прикрывая платьем наготу. — И денег — тоже. — Она сделала шаг в его сторону. — Пожалуйста, позволь мне объяснить…
— Нет. — Повернувшись к ней, он рубанул рукой воздух.
Мара остановилась.
— Нет, — повторил он. — Я устал… от всего этого. От твоего вранья. От твоих игр. Устал от желания поверить в них. Все, хватит!
Мара вздохнула, понимая, что заслужила это. Понимая, что ее жизнь целых двенадцать лет к этому шла. К минуте, когда расскажет герцогу правду и должна будет выдержать последствия.
Но ей никогда не приходило в голову, что будет ужасно больно, когда она его потеряет. Не приходило в голову, что он станет ей небезразличен.
Небезразличен.
Какое глупое и холодное слово, совершенно не выражающее то, что сейчас чувствовала.
А он между тем продолжал:
— Мне плевать, какие еще сказки ты мне расскажешь. Я сыт по горло! Во сколько мне обойдется этот день?
О Боже! Вот это удар… Неужели он думает, что она потребует плату за… Но ведь именно такое соглашение они заключили, не так ли?
Мара отрицательно покачала головой.
— О, теперь ты выше нашего соглашения? — Он язвительно улыбнулся.
Ей больше не требуется их соглашение. Она ничего этого не хочет. Хочет только его.
И внезапно, как резкий удар, пришло понимание.
Она его любит!
Но он-то никогда не поверит ей.
И все-таки Мара попыталась.
— Уильям, прошу тебя… Если бы ты только…
— Не смей! — выкрикнул он ледяным голосом. И Мара тотчас поняла: сейчас перед ней Темпл — величайший боец из всех, которых когда-либо знал Лондон. — Не смей больше называть меня так. Никогда. У тебя нет на это права.
Конечно, нет. Она украла у него это имя, когда украла его прежнюю жизнь. К глазам подступили слезы, но Мара их проглотила. Ведь он мог решить, что и слезы ее поддельные.
— Да, конечно, — кивнула она.
Он был сейчас такой холодный, такой равнодушный… Она не могла больше на него смотреть.
И тут Темпл нанес последний, завершающий удар.
— Завтра все закончится. Ты покажешь всем свое лицо и восстановишь мое доброе имя. Я отдам тебе твои деньги. А потом ты уберешься из моей жизни!
Он оставил ее там, на середине ринга, в сердце своего клуба.
Когда же дверь в его комнаты закрылась и замок щелкнул, Мара оделась и дала волю слезам.
Глава 15
Он оставил ее раздетой на ринге. Ни разу за всю свою карьеру боксера, дерущегося без перчаток, он до такой степени не унижал своего противника.
Но у него никогда не было противника, лишившего его мечты.
Какая чушь! Темпл наклонился над бильярдным столом в одной из верхних комнат «Падшего ангела» и сделал карамболь.