Старуха рассердилась:

— Молчи! Наше ли дело знать о Милости?! Жди до конца дней своих, на коленах ползай, покройся струпьями, питайся травой — но жди! Как можешь ты сомневаться в Его Благодати?.. Знай одно: явится ангел. Недолго терпеть! Бог не простит, коли в Нем усомнишься. Не гневи Его, доча… Недолго быть богохульной власти. И твоему лохматому черту достанется!.. К сыновьям своим возвращайся и не ропщи. Не гневай Господа, ибо знает Он, что творит!

И Валентина послушалась.

С тоской сиживал Книжник на Агрипповых уроках. Вечерами его братья рыскали по селению в поисках пищи, и разговоры и думы их были лишь о еде. Он же, отрешенный, бродил по улице, подстерегая Беспалого, и просил хоть каких-нибудь книг. Но тот разводил руками, не решаясь еще давать ребенку Маркса:

— Подрасти немного, тогда поймешь его науку.

И вновь тогда Книжник брался за Библию: книга, от которой отреклась Агриппа, читалась им с утра до вечера. Он грезил палестинской пустыней и с надеждой взирал на небесные горы, которые каждый день возникали перед ним и рассыпались, подобно башням Иерихона. Но когда пробуждался от грез — повсюду, насколько видели его глаза, простирались серенькие болота, холмы и камни.

Остальные ученики читали по слогам, сбиваясь и путаясь. Агриппа, стремясь привлечь их к учению, готовила им скудный обед: варила в воде капусту. Нахлебавшись пустых щей, нестройно школяры повторяли за ней: «Мы не рабы, рабы не мы». И скребли по сосновой доске кусочками угля.

Председатель, не раз навещая их и видя, как продвигается учение, твердил, потирая руки:,

— Учитесь, о животе не думая! Будет крепко заботиться о вас наша Родина!

Они и учились, но в один недобрый день в окне школы вновь показалась рыжая голова. На свою беду Агриппа ее не заметила — а рыжий кривляка тряс перед школярами мешком, зазывая за собой в заснеженные камыши.

На этот раз ярость была всеобщей.

— Сажай его! — кричали бабы Беспалому. И дергали за рукав, требуя наказать растлителя. — Что же ты за власть? — кричали. — Пойдем с нами. Там же его и повяжем, и сдадим куда надо!

Женщины поволокли с собой и своих безвольных мужей — но Председатель на этот раз остался.

— Решайте сами, что с ним делать, — отвечал. — Как поступите, так тому и бывать.

— Повяжем его, — пообещала за всех Агриппа. — И сдадим…

Валентина стояла на краю селения, засыпаемая повалившим снегом, и уставшими, воспаленными своими глазами вглядывалась вдаль, не замечая уходящую на расправу с ее бывшим мужем толпу. В ту ночь Беспалый встал рядом с нею, ветер метал шинельные полы. Сказал он несчастной женщине:

— Вот и конец твоему бездельнику! Я не трогал его лишь потому, что знал — жизнь сама все равно его накажет. Сами люди его уберут!

Молчала, безучастная. И тогда он принялся ожидать рядом с нею возвращения масс.

И дождался!

Под вечер следующего дня в снежной пелене появились возвращающиеся. Уже издалека доносились до Председателя их песни: но брели все как-то странно, спотыкаясь, падая, точно слепцы держась друг за дружку. Было слышно, как вопил Лисенок — что-то кричали в ответ женщины и дети. Наконец все добрались до холма и оказались поголовно пьяны. Окружив Валентину с Беспалым, протягивали им кружки и ковши.

— Пейте! — безбоязненно умоляли.

Мелькал в толпе рыжий вихор пришедшего с ними Владимира Пьяницы. С отцовским «сидором» за плечами, то и дело Пьяница пускался вприсядку и, подскакивая к онемевшему Председателю, корчил ему рожи, какие только способен был корчить. И успевал развязывать мешок, наливая из уже всем знакомой фляги в протянутые ладони, стаканы и даже ведерца. И бросал в толпу хлеб. А толпа бессмысленно плясала. Лишь Агриппа, отделившись от нее, страдала в стороне, не смея даже взглянуть на Беспалого. И жался к ней растерянный Книжник.

Все понял Беспалый. Пошатнувшийся, он разлепил губы:

— С великим трудом пытался я вас поднять! Отчего вновь к нему потянулись? Что дал он вам?

Слова Беспалого, тяжелые и горькие, повисли в воздухе — в ответ были лишь песни и хохот. Тогда, раздвинув веселящихся, он зашагал прочь. Агриппа бросилась было за ним, но тотчас пристали к ней хмельные слюнявые женщины — и Пьяница подскочил со стаканчиком, и было от них не отбиться.

И смешались на холме песни и ругань. Повсюду поспевал рыжий дьяволенок, булькал за его спиной «сидор», по всему селению встречали Пьяницу с беспечной радостью.

— Ангел ты наш! — изливались с любовью. — Ангелочек!

Потеряв рассудок, матери вместе с детьми тянулись к его фляге. Три дня шло невиданное гуляние. Мужики, отоспавшись, кто в избе, кто на улице, вставали, опухшие, обнимались и дрались, пили, пока хватало сил, — и вновь валились.

Наконец рыжий маленький заводила исчез.

Поселенцы тяжело отходили от такого неожиданного и беспробудного пьянства. Дети и женщины расползались по домам и землянкам. Наталья стонала и охала, возле нее лежал бесчувственный Владимир Музыкант. За околицей подобрали почти бездыханного Лисенка. Одна бабенка, пившая меньше всех и быстрее других оправившаяся, перевернула страдальца на живот и взялась прыгать по мужичку. Из его глотки хлынул настоящий поток, и беспутный Лисенок остался жив.