Мы предположили, что не дурно было бы имть въ этомъ дл энергичнаго товарища, и потому пригласили къ себ вечеромъ главнаго приказчика „Обширнаго Запада“ и передали ему наше открытіе. Хигбай сказалъ:

— Мы собираемся пріобрсти въ свою собственность этотъ потайной слой, подадимъ на него заявленія и тогда уже запретимъ обществу „Обширнаго Запада“ брать куски отъ этой скалы. Вы ничмъ не можете помочь обществу по этому длу, неправда ли? Да и никто не можетъ. Я спущусь хотя вмст съ вами въ шахту и докажу вамъ, что есть потайной слой. Теперь мы вамъ предлагаемъ слдующее: присоединиться къ намъ и подать вмст заявленія на этотъ слой. Что вы на это скажете?

Ну, что же могъ сказать на это человкъ, которому случай даетъ возможность пріобрсти состояніе легко, не рискуя ничмъ, никого не обижая и не подвергая своего имени никакому безчестію?

Онъ могъ только отвтить „согласенъ“.

Въ эту же ночь заявленіе было помщено и надлежащимъ образомъ записано въ книгахъ. Мы заявили требованіе на двсти футовъ каждый, всего значитъ на шестьсотъ, и составили бы самое маленькое и тсное общество въ области, съ которымъ легко было бы справиться.

Надюсь, что всякій пойметъ, что въ эту ночь мы не могли сомкнуть глазъ. Хигбай и я хотя и легли спать около полуночи, но врно только для того, чтобы все время лежать съ открытыми глазами, думать и мечтать о будущемъ.

Повалившаяся на бокъ хижина наша, безъ пола, казалась мн дворцомъ, рваныя срыя одяла были въ моихъ глазахъ шелковыми, мебель — вся изъ розоваго и краснаго дерева. Каждый разъ, какъ приходила мн въ голову какая-нибудь новая фантазія роскоши, я волновался, метался по кровати и задыхался отъ наплыва мыслей, вслдствіе которыхъ внезапно садился въ кровати, какъ будто ко мн приложили электрическій токъ. Мы перебрасывались отрывочнымъ разговоромъ. Хигбай спросилъ:

— Когда вы думаете вернуться домой, въ Штаты?

— Завтра, — въ это время одинъ или два нервныхъ поддергиваній заставляютъ меня принять сидячее положеніе, — То есть нтъ, но въ будущемъ мсяц, наврное.

— Мы подемъ на одномъ и томъ же пароход.

— Согласенъ.

Молчаніе.

— На пароход № 10?

— Да, нтъ, на № 1.

— Хорошо.

Опять молчаніе.

— Гд намрены вы поселиться? — спросилъ Хигбай.

— Въ Санъ-Франциско.

— Дло, я также.

Молчаніе.

— Слишкомъ высоки, слишкомъ много придется все лазить, — слышится изъ устъ Хигбай.

— Что такое?

— Я думалъ о гор Рашіонъ, выстроить тамъ наверху домъ.

— Слишкомъ много придется лазить? Да разв вы не намрены держать лошадей?

— Конечно, буду. Я объ этомъ забылъ.

Молчаніе.

— Какой домъ хотите вы построить?

— Я объ этомъ только-что думалъ. Трехъ-этажный съ мезониномъ.

— Но какой, изъ чего?

— Ну, этого я еще не знаю. Кирпичный, вроятно.

— Кирпичный абрисъ.

— Почему? Какая же ваша мысль?

— Коричневый каменный, зеркальныя французскія стекла, билліардная комната близъ естоловой — лпная работа и живопись, два акра прелестнаго газона — теплицы, чугунную собаку на парадномъ крыльц, срыхъ лошадей, ландо и кучера съ кокардой на шляп!

— Недурно.

Продолжительное молчаніе.

— Когда думаете вы выхать въ Европу?

— Объ этомъ я еще не думалъ. А вы когда?

— Весною.

— Чтобы пробыть все лто?

— Все лто! Я останусь тамъ три года.

— Неужели? Вы это серьезно говорите?

— Конечно.

— Я также поду,

— Конечно, подемте.

— Въ какую часть Европы подете вы?

— Повсюду. Во Францію, Англію, Германію, въ Испанію, Италію, Швейцарію, въ Сирію, въ Грецію, въ Палестину, въ Аравію, въ Персію, въ Египетъ, везд и повсюду.

— Я согласенъ.

— Отлично.

— Вотъ будетъ важная поздка!

— Иы истратимъ сорокъ или пятьдесятъ тысячъ долларовъ, какъ ничего, во всякомъ случа.

Еще продолжительное молчаніе.

— Хигбай, мы должны мяснику шесть долларовъ, онъ угрожалъ остановить наши…

— Съ чорту мясника!

— Аминь!

И вотъ такъ-то оно и шло. Въ три часа ночи мы ршили, что не стоитъ уже засыпать, встали и начали играть въ карты, курить трубку и такъ продолжали до самаго восхода солнца. Недля эта была моя, т. е. я долженъ былъ готовить кушанье. Я всегда ненавидлъ стряпать, а теперь просто не могъ и думать объ этомъ.

По всему городу разнесся слухъ о нашей претензіи на новооткрытый слой. Предыдущее возбужденіе было велико, но это было вдвое больше. Я ходилъ по улицамъ веселый и счастливый. Хигбай разсказывалъ, что главному приказчику предлагали за его третью часть руды двсти тысячъ долларовъ. Но я сказалъ на это, что ни за какую цну не продамъ своей части. Мои мечты парили гораздо выше, я цнилъ свою особу не мене милліона. Я до сихъ поръ убжденъ, предложи мн въ то время кто-нибудь эту сумму, я бы только сталъ требовать вдвое больше.