Спустя час

Возле одного особенно здоровенного кургана я попросил остановиться. Тишина. Вдалеке горы. Пожухлая трава. Тува – самое странное место из всех, что я видел. Она похожа на Марс: круглые вершины сопок, а между ними туман. Виталька, вылакавший уже с утра несколько литров пива, пошел отлить. Прежде чем застегнуть ширинку, показал, что в крайнюю плоть у него вставлено пластиковое колечко.

Щурясь на восходящее солнце, хмыкнул:

– Девкам нравится – ух! У нас в поселке о моем шарнирчике каждая знает. Только праздник какой начнется, девки все ко мне. Отбоя от них нет. Короче, хорошее приспособление.

Пока мы стояли, из-за кургана вышел странный для этих мест мужчина. Плащ, кепка, в руке – коленчатая металлическая фигня. Увидев нас, он положил свой агрегат на землю, подошел, вежливо поздоровался. В Сибири этот ритуал является обязательным. Мужчины пожали друг другу руки и немного поговорили. Потом мы залезли в автобус и поехали дальше.

Виталька спросил:

– Ты видел, что у этого типа в руках?

– Да. Металлоискатель.

– Заметил, да? Понял, чем он занимается? Это ж бугровик из города! Золото приехал искать! Что-то много их последнее время ездить стало.

Русские поселенцы грабят древние могилы уже четыреста лет подряд. Было время, когда на промысел уходили целыми деревнями. Специалистов по раскопкам курганов прежде называли «бугровики». Этот бизнес считался в Сибири вполне уважаемой профессией. Первый русский исследователь Сибири Герард-Фридрих Миллер писал:

1 октября 1739 года на древнем кладбище, лежащем на левом берегу Енисея, мы встретили старика, живущего в подземной лачуге и кормившегося раскапыванием могил. Уже лет тридцать этот старик обитал в здешних местах. Он считался почитателем этих останков древности. Отлучался из своей подземной лачуги старик лишь затем, чтобы сменять в кабаке кое-что из своих находок на водку.

Он копал беспрерывно могилы разных эпох. Киркой поднимал большие камни, а лопатой выгребал из-под плит землю и смешанные с золой кости. Под старость у него отсохла левая рука, и тогда он стал привязывать к ней лопату и, налегая на нее грудью, копал землю. Говорят, старик нашел большие сокровища, но не закрывает их снова, опасаясь, может быть, что после него явится новый искатель и богатство причинит тому столько же труда, сколько уже причинило ему.

Иногда гробокопателей отлавливали, а добычу конфисковывали. Например, все, что сегодня хранится в Золотой кладовой Эрмитажа, было конфисковано всего у трех таких шаек. Позже, уже в 1920-х, когда стране было сложно и не хватало валюты, за добычей сюда снаряжали уже государственные экспедиции. Пополнить золотой запас республики им удавалось редко. Хотя золота здесь хватает до сих пор.

За три года до того, как я приехал в Тыву, археологической экспедицией Государственного Эрмитажа было найдено неразграбленное захоронение трехтысячелетней давности. Под курганом Аржаан-2 ученые нашли могилу древнего вождя: золотые бляхи, нашитые на кожаные доспехи, золотые пластинки на сапогах, золотая инкрустация на мече, золотые серьги в ушах. Рядом с мужчиной лежала женщина тоже с мечом на поясе и тоже вся разодетая в золото.

Водитель-тувинец хмурился и так излагал мне всю историю:

– Короче, ваши, питерские, недавно на этом месте клад нашли. Все очень древнее. Кладу этому лет сто или даже больше. Короче, целый мешок золота там был. Да только курганы-то копать нельзя. Боги такого не прощают. Кто вашим, питерским, помогал клад искать, те уж гниют давно. Поумирали они все.

Общий вес золотых украшений из Аржаана превышал двадцать пять килограммов. Найти такое в нищей Туве значило поиметь большие проблемы. Как только последний слой земли был снят и в раскопе заблестели золотые бляшки, руководитель экспедиции побледнел, распорядился укрыть яму брезентом и бросился по спутниковому телефону звонить в республиканский ОМОН. Ночью никто в лагере не спал. ОМОН вылетел к месту на вертолетах, но слухи ползли быстрее, и местные жители с большими псами и охотничьими ружьями могли успеть раньше. В этом случае ни золота, ни самих археологов никто бы больше уже не увидел.

Впрочем, обошлось. Вокруг Аржаана было выставлено оцепление, местных отогнали, золото увезли в Петербург. Тувинские власти до сих пор скандалят и просят вернуть национальное достояние. Но что попало в Эрмитаж, то пропало. Тувинцам отвечают, что хранить такое количество золота в республике, где даже у милицейских автомобилей на ходу свинчивают колеса, – затея глупая.

То же самое происходит везде, где сохранились неразграбленные курганы. В соседнем Алтае в 1993-м отыскали захоронение древней степной княжны. Огромный гроб из лиственницы был заколочен позолоченными гвоздями. Покойница лежала в позе спящей: под головой подушка, под щекой ладошка, сверху девушку накрыли меховым покрывалом. Возраст мумии составляет приблизительно три тысячи лет. Однако в вечной мерзлоте тело сохранилось почти неповрежденным. Вся ее кожа была покрыта цветными татуировками. В ушах у красотки сохранились золотые серьги, на запястьях – браслеты с жемчугом. Зубы умершая девушка оскалила в странной хищной ухмылке.

Чтобы увезти находку, археологам тоже пришлось вызывать автоматчиков. Алтайцы перегораживали машинам дорогу и кричали, что на тех, кто ворует трупы древних царей, обрушится небо. Мумию все равно увезли. Теперь она хранится в холодильнике Новосибирского института археологии. Однако после этого случая правительство Алтая все-таки наложило мораторий на раскопки и перестало допускать к себе археологов из столиц. Правда, целее курганы от этого не стали. Их по-прежнему копают, только теперь не умники из университетов, а местные умельцы. За время, пока я ехал через степь и горы, мне попалось не меньше четырех типов с металлоискателями и лопатами.