Микроавтобус, на котором я ехал из Кызыла (тувинская столица), принадлежал маленькой золотодобывающей компании. За рулем сидел плохо говорящий по-русски тувинец. Молодой, рыжий, кривоногий. Во рту у него не хватало сразу нескольких передних зубов, а глаза были такие раскосые, что уголки налезали аж на виски. В салоне, кроме меня, был всего один русский мужчина. Он сказал, что я могу звать его Виталька.

Не исключено, что сперва у ребят был план зарезать меня где-нибудь на горном перевале и забрать вещички. Но в Кызыле я по собственной инициативе купил русскому большой баллон с пивом, и он убедился, что я славный малый. А насчет вещичек сразу было видно, что ничего дорогостоящего с собой у меня нет. В общем, мы почти подружились.

Ехать предстояло через гигантские поля конопли. Никакой промышленности или чего-нибудь в этом роде тут никогда не существовало. Работы для тувинцев нет. Поэтому взрослое население занимается либо охотой, либо производством гашиша. Ну или вот, как мой водитель, – частным извозом.

Гнал тувинец под сто сорок. Микроавтобус был японский, с правым рулем. На зеркале заднего вида в кабине был привешен целый иконостас буддийских погремушек. Почти всю дорогу водитель молчал и только один раз спросил:

– Тебе старые вещи не нужны?

– Какие вещи?

– Икона, например. Не надо? Говорят, ее ваш Андрей Рублев написал. Ценная икона, и отдам недорого. На ней какие-то ваши, русские боги нарисованы. Красивые, все в белом.

– Нет, наверное. Спасибо.

– Ну смотри. Вещь-то чудесная. Мы ее пытались фотографировать, так пленка засвечивалась. Точно не надо?

– Спасибо.

Тувинец пожал плечами.

Тот же день

В Туву я приехал смотреть древние курганы. Такого количества доисторических руин, как в русской Южной Сибири, нет нигде в мире.

Все, с кем я советовался, отговаривали меня сюда приезжать. Говорили, что аттракцион смертельно опасен. Нищета в Туве такая, что зарежут меня, просто позарившись на ботинки с целой подошвой. Кроме того, тувинцы всегда обкуренные и пьяные. В целой республике сразу после полудня не остается ни единого трезвого человека, так что меня даже менты не защитят.

Оказалось, что все это глупости. Места были, конечно, небогатые, зато люди довольно приятные. Если я на улице спрашивал дорогу, тувинцы останавливались, подробно расспрашивали, откуда я и зачем приехал, а потом каждый раз пытались довести прямо до места. На второй день жизни в Кызыле я нашел микроавтобус, принадлежащий небольшой золотодобывающей компании, и поехал в сторону Саянского хребта. За рулем сидел молчаливый тувинец, а в салоне – Виталька.

Из Кызыла мы выехали в пять утра. Курганы начались сразу же, как только кончился город. Древние, оплывшие от времени, но все еще поражающие размерами. Виталька сперва показывал мне на них пальцем и пытался вспомнить названия, но потом бросил. Курганов было слишком много. Парень рассказывал, что, когда был маленький, строители прокладывали через эти места дорогу. Могилы срывали бульдозерами. А он с мальчишками бегал на стройку играть с древними костями. Черепа и ржавое оружие тогда кучами валялись прямо вдоль шоссе.

Иногда я засыпал. А когда просыпался, за окном было все то же: монгольская степь и тысячи курганов. Считается, будто от самых древних цивилизаций планеты ничего не дошло. Если когда-то и существовали величественные культуры, то время давно пожрало их следы. Это неправда. На самом деле с доисторических времен сохранилось огромное количество всякой всячины.

Вот, например, британский Стоунхендж. Слышали когда-нибудь? В двух часах езды от центра Лондона стоит сооружение, общий вес которого сто тысяч тонн, а возраст пять с лишним тысячелетий. Четыре гигантских кольца. Арка из каменных блоков, сориентированная по точке зимнего солнцестояния. Кто все это построил? Зачем? По приказу каких царей? В честь каких богов? Нет ответа. Считается, будто в каменном веке Британские острова населяли племена первобытных охотников. Но, стоя в тени Стоунхенджа, призадумаешься: такими ли уж первобытными были эти охотники?

Или другой пример – дольмены. Этим словом называют каменные постройки в виде домиков: четыре плиты образуют стены, а пятая – крышу. Возраст дольменов – пять-шесть тысяч лет. Они стоят по всей Европе, но больше всего их на русском Северном Кавказе. Как-то я видел, как с одного дольмена пытались подъемным краном снять многотонную крышку: кран не справился и погнулся. Однако и здесь археологов не очень-то интересует, кто и зачем все это построил.

Во Франции рядом с поселком Карнак сохранилось святилище, состоящее из трех тысяч древних каменных колон… На Мальте раскопано больше тридцати храмов каменного века… Ирландская гробница Нью-Грейндж считается чуть ли не самой крупной в мире… К странным руинам возят туристов. Оригиналы-писатели издают книжки о том, что все это построено атлантами или инопланетянами. А археологи просто молчат. На то, чтобы всерьез заняться вопросом, откуда в каменном веке взялись все эти сооружения, у них нет времени.

Чтобы разобраться с древнейшим прошлым человечества, археологи через мелкое сито просеивают песок и с лупой в руках ползают по раскопам. Может, все дело просто в неправильной оптике? Может, археологам просто никто не сказал, что древние цивилизации нужно разглядывать не через микроскоп, а в бинокль? Ведь то, что дошло до нас от доисторического прошлого, – довольно крупные постройки. Камни Стоунхенджа. Петроглифы Карелии и Байкала. Стелы Карнака. Дольмены Кавказа. Руины сибирских крепостей. Пусть о доисторическом прошлом нам известно не очень много, но вот это-то невозможно не заметить.