Бельцонни – это итальянский жулик, который двести лет назад первым наладил контрабанду египетского антиквариата в Европу. Здоровенный лоб, под два метра ростом, Джованни разграбил несколько древних кладбищ и переломал больше, чем смог вывезти. В его времена раскопками занимались романтики и кладбищенские воры. Мумии и папирусы продавались на каирском рынке на вес. Гигантские статуи дюжинами вывозились из страны. Когда и кем все это было изготовлено, мало интересовало покупателей. Да этого никто и не знал. До тех пор, пока в 1843 году в Каире не побывал немец Лепсиус. Именно этот человек стал основателем по-настоящему научной египетской археологии. Пять месяцев он бродил приблизительно в тех же краях, где сегодня торчал я. За это время Лепсиус открыл тридцать с чем-то новых пирамид и, вернувшись в Европу, заявил, что самые древние из них построены аж пять тысяч лет назад.

Такая цифра казалась фантастикой. Мир в те годы казался совсем молодым. С его историей все было понятно. Ее мерили даже не на тысячелетия, а на века. История была похожа на человеческую биографию: детство—юность—зрелость… Европейским туристам нравилось свысока поглядывать на предшественников: пирамиды, конечно, пирамидами, постройка, конечно, выдающаяся, но все же до наших высот египтянам ох как далеко.

Египет со всеми своими собакоголовыми богами играл в истории человечества роль младенчества. Что-то вроде стадии, когда ребенок впервые внятно произнес слово «мама». И вот теперь Лепсиус уверял, будто египетская история длиннее и насыщеннее, чем вся вместе взятая история Европы. Ученые отказывались этому верить. Однако первые же раскопки подтвердили выводы Лепсиуса. Детство человечества оказывалось слишком уж затянутым. И чем больше историки узнавали о египетской истории, тем сильнее она их удивляла.

Тот же день. В гостиничном номере

Так сколько же лет человеческой истории? Археологи так давно копаются в Египте, что пора бы уже и обнародовать результаты. Пусть они наконец скажут, в каком году началась история мира.

Фараон Хеопс отдал распоряжение строить свою пирамиду приблизительно в 2589 году до Рождества Христова. Все, что происходило до этого, относится скорее к мифам, чем к истории. Никаких подробностей ученым уже не рассмотреть. Они с трудом восстанавливают общую канву событий: вот египетские племена и княжества объединяются в единую державу… одна династия сменяет другую… вот фараоны понемногу отстраивают экономику и политическую систему. И в тот момент, когда древняя история наконец выходит из тьмы преданий, мы видим, что Египет – это вовсе не новорожденная цивилизация. Наоборот, держава умирает от старости.

Почти сразу после того, как была достроена последняя из трех Великих пирамид, в стране начинаются бунты и заговоры знати. Правнук Хеопса был свергнут, и на этом династия прервалась. На троне сменяли друг друга фараоны, имена которых археологи не могут даже толком прочесть. Чтобы построить хоть что-нибудь вроде пирамид, у них не хватает уже ни сил, ни амбиций. В погребальных храмах этих владык барельефы изображают вереницы изнуренных людей, теряющих сознание от голода.

Египет слабеет с каждым десятилетием. Отпадают провинции, интригуют чиновники, рушится экономика. Племена, которые прежде падали ниц, едва услышав шаги египтянина, теперь отваживались забредать под стены самой имперской столицы. За каких-то сто – сто пятьдесят лет из величайшей империи мира Египет превратился в пустыню.

Заглядывая в столь отдаленное прошлое, мы можем рассчитывать встретить там свежий, новорожденный мир. Но вместо этого видим мучительный конец чего-то еще более древнего. Во времена Хеопса египетские коммерсанты торговали со всем обитаемым миром, а банковские дома проворачивали масштабные безналичные сделки. Теперь потомки разорившихся семей рады, если им удается наловить рыбки себе на обед. В стране процветают атеизм и нигилизм. Раньше имперская армия была спаяна железной дисциплиной. Теперь она превратилась в банду мародеров и грабила собственные города. При Пиопи II, последнем царе Шестой династии, потомки строителей пирамид от голода поедали собственных детей. После него семнадцать мемфисских царей сменили друг друга на престоле в течение двух с половиной месяцев.

Я выбрался из пирамиды и закурил. Сигарета догорела слишком уж быстро, и я прикурил от нее следующую. Никто не знает, как давно началась история мира, но, когда подробности наконец становятся различимы, мы видим, что это история конца. Если сказать одним предложением, то в самом начале человеческой истории лежит апокалипсис. А уж дальше концы света следуют один за другим.

История мира состоит из отдельных глав: мир рождается, живет, а потом умирает. У всего на свете есть срок годности. Средний возраст человека – семьдесят лет, а при большой крепости – восемьдесят лет. Говорят, вороны живут по сто пятьдесят, а слоновые черепахи дотягивают до четырехсот. Но и после столь долгой жизни они тоже встречают свою смерть. То же самое относится и к культурам. Их предельный возраст – полторы тысячи лет. Затем следует смерть.

Сразу за пирамидами начиналась поросшая чахлыми кустами пустыня. Вся она изрыта ямами. Среди ям бродят экскурсоводы, а за ними, стараясь не переломать ноги, семенят туристы. Они наступают на торчащий из-под песка кирпич, перепрыгивают через провалы, огибают груды мусора, осторожно заглядывают в темные норы: то ли давно не ремонтированная квартира кого-то из аборигенов, то ли подземный ход, ведущий к величайшим тайнам истории.

Я сидел справа от молчаливого сфинкса и курил. Вокруг перекрикивали друг друга гиды. Среди их воплей я расслышал даже украинскую речь. День обещал быть жарким.

19 октября – 21 октября
Южная Сибирь

19 октября. Город Кызыл (Тува)

Говорят, в Туве какие-то особенно благоприятные условия для выращивания наркотиков. Конопля вырастает здесь размером с дерево, а уж гашиш из нее получается такой, что спичечного коробка хватит убраться полку крепких мужчин. По крайней мере, так уверяли местные. Гашиш предлагали в каждом населенном пункте, через который мы ехали. Говорили, что в Москве коробок такой пыли стоит под двести долларов, а у них всего тридцать. Я мотал головой и по сотому разу пытался объяснить, что гашиш не люблю да и приехал вовсе не из Москвы.