А вот и ее Мокрухтин. Она объехала пятиэтажный дом с тыла, остановила машину в Большом Саввинском.

Ну, с богом! Первый — сенсор. Женщина держала ключи наготове, подходя к спящей глыбе дома. Горело только одно окно — на пятом этаже. Ах, как не везет! Именно там, куда ей надо. Евгения прошла подъезд, обогнула дом и опять вернулась к подъезду. Как будто гуляет. Народу на улице не было. Все сегодня на дачах. Свет на пятом этаже погас. Она решительно шагнула к подъезду, приложила к сенсору магнит, дверь, как она и ожидала, мягко открылась. Мокрухтин постарался. Вызывать лифт не стала. Слишком он шумный. На ней была удобная резиновая обувь, на плоскую подошву наклеен скотч. Бедный Михаил Анатольевич! Опять никаких следов, и пол вымыт странным образом — посередине.

Четвертый этаж. Она затаила дыхание. Ничего не слышно.

Пятый этаж. Женщина стояла на лестничной площадке у лифта. Вот эта дверь. Она подкралась к железной двери с ключом наготове. Замков — два! А в руках у нее — один ключ! Первая ошибка. Она тут же вернулась к лифту. Здесь ее никто не увидит из глазков. Из-за двери рядом послышался шум: спустили воду в туалете. Кто здесь живет? Старушка, кажется, Нина Ивановна. И чего вам, Нина Ивановна, не спится? Один ключ два замка не откроет. Вернуться назад? Евгения не привыкла отступать. Попробуем еще раз. Итак, если отбросить этот единственный ключ, сенсор, два ключа от машины, что остается? Два ключа от квартиры Мокрухтина. Ну какая же я дура! Все правильно. Очень удобно. Два поворота одновременно, прокручивала она в голове, подходя к двери. Сердце колотилось. Евгения схватила ключи за бородки, чтобы они не звякнули, когда она будет вставлять их в замочные скважины, — матерчатые перчатки поглотят стук. Одновременно всунула. Легкий поворот — и дверь пошла на нее. Как тень скользнула вовнутрь, на ходу успевая отметить, какая дверь массивная, как у сейфа, как мягко открылась и мягко закрылась за ней. Все. Птичка в клетке.

Она стояла в кромешной тьме коридора, прижимаясь спиной к холодному дерматину обивки. Постепенно глаза привыкали к темноте. В конце коридора — слабый свет. Ясно — это из окон на улицу. Там комната. Светит луна. Евгения начинала ощущать пустоту этой квартиры. Даже дыхание гулкое, не гаснет в мебели, в занавесках. Где же здесь может быть тайник? Она сделала несколько шагов по коридору и вошла в комнату, не приближаясь к окну. Свет белой простыней лежал на подоконнике, углом спадая на пол. Стены голые. В углу на паркете стоит черный маленький телевизор и плоский ящик. Евгения наклонилась, рассматривая его. Видеомагнитофон! Она так и думала. К нему тянется кабель из-под плинтуса. Уходит в соседнюю квартиру. Она так и думала. Значит, там — Зинаида Ивановна. Теперь Евгения уверилась в том, что надо искать кассеты. А где кассеты, там и все остальное. Если раньше была только догадка, то сейчас уверенность. Видеокассеты — не такая маленькая вещь. Где их можно спрятать в пустой квартире? Выстукивать стены и пол? Ерунда. Тайник в стене маскировать нечем — мебели нет. Полы она тоже исключила. Паркет старый, ремонтных работ давно не было. Батареи центрального отопления? Смешно. Настоящий чугун, не муляж. Быстро из них ничего не вынешь. Крадучись, женщина подошла к окну и попробовала подоконник. Все намертво. Проверила вторую комнату. То же самое. Незаметно в душе ее стало подниматься отчаяние. Она затравленно оглядывалась. На кухне? Там была только одна раковина, даже подстолья не было. Может быть, в отдушинах? Нет, — она тут же отвергла и эту идею. На что он будет вставать, чтобы дотянуться? Потолки трехметровые, а в квартире даже стула нет. Что осталось? Туалет и ванная. Они совмещенные. Евгения зашла, закрыла дверь и включила свет. Свет ослепил ее. Она зажмурилась и ждала, когда перестанет резать глаза. Ванна не облицована. Под ванной пусто. Женщина легла на пол, протянула руку за ванну, к стене. Матерчатые перчатки, цепляясь, шарили по шероховатому чугуну, но за ванной тоже исключалось. Бачок. Открыла крышку — вода. Теперь унитаз. В сифон унитаза кассеты не пройдут. Она встала на унитаз — сможет ли дотянуться до отдушины? Нужна еще одна такая Евгения, чтобы достать до решетки. Искать больше негде.

Из полиэтиленового пакета, с которым пришла, Евгения вынула чудо-варежку. Замечательная вещь. Одной стороной моешь, другой — полируешь. Унитаз, на который вставала, и пол, на который ложилась, были обработаны в момент. Огляделась. Ничего не забыла? Она выключила свет и вышла в коридор. Это ее первый крупный прокол. Вот тебе и Мокрухтин, лапоть необразованный, семь классов и коридор. Всех объегорил. И ее в том числе. Сколько народу ищет — и никто не нашел.

Вдруг над ней послышался глухой топот. Евгения во тьме коридора подняла голову. На чердаке кто-то был. Ее опять охватил страх, как тогда в машине. Она с ужасом смотрела из черного коридора на окно — вот сейчас, виляя, опустится хвост веревки, по ней заскользит фигура, зависнет перед балконом, откроет его — и ей конец. Она в страхе отступила к двери и опять прижалась к ней спиной. У нормального человека в такой ситуации будет только одна реакция — бежать. Страх не даст думать. Но у Евгении страх порождал усиленную работу мысли. «Дура, — сказала она сама себе. — Головой надо работать».

Евгения быстро обернулась, припала к дверному глазку. На лестничной площадке никого. Два ключа бесшумно были введены в замочные скважины, легкий поворот — и дверь стала открываться наружу. Евгении потребовалось лишь мгновение — и содержимое тайника оказалось у нее в руках. Ее охватила безумная радость. Все в ней пело. Она выскользнула из квартиры. Два оборота ключа — одновременно. Сейфовая дверь мягко закрылась. Теперь пусть лезет. Топот на чердаке продолжался и когда Евгения метнулась к лестнице. Скорее вниз! Вот уже входная дверь подъезда. Она закрыла ее за собой и, не отлипая от стены, перебирая ее руками, под окнами парикмахерской добралась до конца дома. Свернула за угол. Здесь здание отбрасывало тень, и луна не могла высветить ее фигуру. Если даже Нина Ивановна смотрит в окно, ожидая мужчину на веревке, ее она не заметит. Бедный, бедный Михаил Анатольевич!

Прохладный ночной воздух омыл ее, освежил и успокоил. Город сверкал огнями, от Киевского вокзала шел шум. Внизу под обрывом набережной текла Москва-река, безумная вода безумного города.

Не успел Герман зайти в квартиру Зинаиды Ивановны, как над ним затопали. Он удивленно поднял глаза на натяжной потолок и свисающую с него люстру. Главное — это уметь делать из неожиданных обстоятельств столь же неожиданные выводы. Если люстра висит как раз над спальным местом, на котором побывали господа из Минтопэнерго и Минфина, как явствует из материалов следствия, значит, там, возможно, и спрятано следящее устройство. Он посветил фонариком — и объектив камеры отозвался бликом. Вот чем ночь удобнее дня. Днем бы пришлось лезть наверх, чтоб подтвердить догадку.

Куда идет кабель? В квартире Мокрухтина он его не обнаружил. Соседняя квартира пуста. Может, в нее? Став о ней думать, Герман вдруг уловил слабый звук на лестничной площадке. Чьи-то легкие шаги. Он припал к дверному глазку — что-то мелькнуло мимо. Именно из этой квартиры, почувствовал он, кто-то выскользнул и спускается вниз по лестнице. Побежать следом он не мог. Выскочить на балкон — тоже. Впервые Герман пожалел, что работал один, без прикрытия. Он стоял, прижавшись ухом к дерматину, до тех пор пока не хлопнула дверь подъезда.

Тогда Герман вышел от Зинаиды Ивановны, закрыл квартиру и приблизился к тяжелой сейфовой двери рядом. Два замка. Точно такие же, как у Мокрухтина. Тот же механизм — двойной поворот ключей. Тяжелая дверь пошла на него. Он проскользнул вовнутрь и захлопнул ее.

Нежный запах тех же духов незнакомки стоял в темном коридоре.

«Какая приятная неожиданность! — подумал с иронией Герман. — Кто же ходит на дело с таким отличительным признаком? — И сам себе ответил: — Только женщина!»

А запах, казалось, сгустился настолько, что Герман начал различать в темноте некий мерцающий образ феи или эльфа, который манит тебя болотными огнями и затягивает в трясину. Он чувствовал: женщина легкая, порывистая, воздушная, вся небесно-голубая. Эфемерное создание.