В просторной кухонной палатке солдаты очередной караульной смены молча рассаживались вокруг походной бензиновой плиты, в которой по приказанию Старка для них всегда поддерживался огонек. Обжигая губы, они пили душистый, сваренный на сгущенном молоке кофе, закусывая бутербродами, которые по специальному указанию Старка приготавливались из поджаренного хлеба с горячими, поджаренными мясными консервами или сыром, и эти бутерброды были настолько же вкуснее обычных, неподжаренных, насколько горячий кофе вкуснее холодного.

— Поторапливайтесь, поторапливайтесь, — ласково, совсем не начальническим тоном подгонял их командир отделения. — Солдаты на постах ждут не дождутся, когда их сменят. А через два часа и вы будете ждать смены и икру метать, если она опоздает хоть на минуту. Давайте заканчивайте. Надо двигаться.

Вполне возможно, что рождению «Блюза сверхсрочника» способствовало все это.

Сменив часового, Прю наблюдал, как по проходящему за забором шоссе бегут яркие огоньки фар, как у главного въезда на аэродром они поворачивают на север, как медленно приближаются к зоне, охраняемой караулом военно-воздушных сил, и как удаляются затем в направлении аэродрома Хиккем, расположенного на расстоянии одной мили к западу. Наблюдая за ними, Прю чувствовал, как сонливость покидает его, стекает словно вода, как она уступает место размышлению, похожему на размышление стоящего на краю обрыва когуара, или лани, или медведя, с любопытством наблюдающего за бегущими внизу ярко освещенными поездами, в которых едут охотники к открытию охотничьего сезона. Они наблюдают за поездами, не сознавая приближающейся опасности. Прю тоже наблюдал за огоньками, не испытывая никакой тревоги, относился к ним чисто созерцательно. Он сам становился в такие моменты неделимой частью природы, частью самой ночи. Прю представлял себе, что поезда с охотниками, возможно, даже нравятся когуару, или лани, или медведю, потому что они не знают, что в них едут их убийцы.

Вполне возможно, что в рождении «Блюза сверхсрочника» сыграли роль и эти размышления.

Прю услышал свою смену прежде, чем увидел ее. Он услышал шаги человека, спускавшегося с насыпи. Затем из темноты появился Ридэл Тредуэлл, ожесточенно шлепающий на себе москитов.

— Кларк просил передать тебе, что он будет у южного проволочного заграждения, — сказал Тредуэлл.

— А какого черта ему туда понадобилось? — спросил Прю.

— А я откуда знаю. Я просто передаю тебе то, что он просил передать.

— О’кей, — улыбнулся Прю. — Я, должно быть, разбудил его, когда уходил па пост.

— Да? Это плохо. А этот чертов лейтенант был уже здесь?

— Нет, еще не был.

— Тогда он наверняка появится здесь в мою смену, — с сожалением сказал Тредуэлл. — Эта сволочь никогда не приходит сюда после одиннадцати. Опять сегодня Не придется Поспать.

— Да? Очень плохо, — улыбнулся Прю. — Но ты всегда можешь спуститься вниз, поговорить с соседними часовыми и стащить сигаретку.

— Плевал я на это, — сердито сказал Тредуэлл. — Мне главное поспать, а не поговорить. А поспать мне никогда не удается. Скажи командиру отделения, чтобы послал кого-нибудь сюда, когда увидит машину! — крикнул Тредуэлл вслед удалявшемуся Прю. — Если он хочет, чтобы меня не застали спящим на посту!

Чоут безмятежно лежал в своей палатке под москитной сеткой на куче беспорядочно разбросанных одеял. Он читал какую-то приключенческую книжонку при свете поставленной на каску свечи. Его огромное тело, казалось, упиралось в стенки палатки и раздавало их вширь. Командир отделения размещался здесь один, потому что в обычной двухместной палатке ему и одному едва хватало места. После того как ему однажды пришлось жить в палатке вместе со снабженцем Лева, он при выезде в поле начал брать с собой две палатки вместо одной.

— Риди просил передать тебе, чтобы ты послал кого-нибудь к нему, когда приедет лейтенант, — сказал Прю, подойдя к палатке Чоута.

— Это не моя смена, — запротестовал командир отделения. — Я сегодня не в наряде.

— Я говорю тебе только то, что меня просили передать.

— Ух, этот лентяй, — проворчал Чоут недовольно, хотя и без всякого гнева. Положив книгу на грудь, он лениво потянулся. — Ему все принеси на тарелочке, разжуй да в рот положи… О’кей, сделаем, — все же согласился он и снова углубился в чтение.

Прю еле разыскал Кларка. Ему пришлось спуститься для этого в темноте вниз на целых сто пятьдесят ярдов вдоль изгиба в проволочном заграждении. Кларк разговаривал через заграждение с часовым из военно-воздушных сил. В этой низине, где проволочное заграждение круто поворачивало от замощенной гравием дороги к заболоченному водоему с солоноватой водой, москитов было куда больше, чем там, где был разбит палаточный лагерь.

— Какого черта ты там делаешь, внизу? — спросил Прю, приближаясь к Кларку и непрерывно шлепая по лицу, ушам и шее, чтобы отогнать вонзающихся, как иголки, насекомых.

— Мы с этим парнем обсуждаем, где лучше служить, — ответил Кларк, улыбаясь.

— Ну и что же, вам обязательно нужно стоять для этого в этом проклятом болоте? Дьявол бы побрал этих москитов!

— А он не может подойти к другому месту, его пост вон там, — ответил Кларк, кивая в сторону дороги. — Он говорит, что в воздушных силах служить хуже всего, а я говорю, что хуже всего в пехоте. А ты как думаешь?

— Ни там, ни тут нет ничего хорошего, — ответил Прю, отгоняя с лица москитов.