С тех пор слова «морской компот» стали нарицательными на катере. Так стали называть каждую неудачу, что случалась с кем-нибудь.

Так они жили трое суток.

Сергей благодарил судьбу, подарившую ему эти дни. На занятиях, во время осмотров и спортивных тренировок, в долгих разговорах по вечерам в непринужденной обстановке он еще ближе узнал свой экипаж.

Запомнился ему и вечер вторых суток, когда моряки решили устроить на баке самодеятельное представление. Ведущим и непременным участникам был Букин.

— Первым номером нашей программы, — начал он концерт, — ария Дубровского из одноименной оперы Направника. Солист боцман катера, старшина первой статьи Литовцев.

Боцман вышел на середину, откашлялся и подмигнул кому-то, находившемуся в штурманской рубке. Оттуда послышатся характерный звук грамзаписи, боцман открыл рот и голосом Козловского запел:

Выдумка всем понравилась. Боцману бурно аплодировали.

— Уникальные исполнители матросского танца «Яблочко», артисты-мотористы Леонов и Калинин. Аккомпанирует на гармони моторист-гармонист Карпов, — объявил очередной номер Букин.

Карпов солидно пробежал пальцами по ладам. В это время танцоры заняли место в центре небольшого круга на палубе.

Карпов не спеша вывел первые такты танца. Леонов и Калинин ударили в ладоши, пробежали руками по груди и коленям и двинулись на Стрелкова, четко отбивая каблуками в такт музыке.

Это, конечно, был самый сильный номер. Потом Карпов сыграл на гармошке «Саратовские страдания». Букин читал басни и получил одобрение.

Дошла очередь и до Стрелкова.

— Слово вам, товарищ командир, — объявил Букин.

Сергей встал, ему хотелось прочитать что-нибудь свое, но все же он не решился, а прочел стихи Алексея Лебедева «Бухта Безмолвия»:

Стихи понравились всем. Еще долго веселились моряки.

…Да, этот вечер для Стрелкова был как откровение. Он увидел, как интересен каждый в его экипаже и искренне радовался этому.

И все бы хорошо, но Стрелкову не давала покоя мысль, что торпеда еще не поднята, якоря на дне. И хоть он понимал, что это не его вина и пока штормит нечего и думать о приходе водолазного бота, все же по нескольку раз в сутки поднимался на скалу, чтобы в бинокль посмотреть на поставленные им вехи.

На четвертые сутки море стихло и Стрелков с утра занял свое место у трех вешек. В полдень показался водолазный бот. Он доставил продукты и газеты.

Торпеду нашли к вечеру. Она лежала на грунте, всего в каких-то десяти метрах от буйка.

— Ну, кончились наши мытарства, — поздравил всех начальник штаба, прибывший в точку вместе с водолазами. — Давайте, Стрелков, радиограмму дежурному и возвращайтесь. Кстати, вы почему не доложили, что потопленная торпеда не ваша?

— Ну, как же, я сразу сказал об этом минеру Курову. А чья она?

— Андреевского. Хороший у вас дружок, знал и и молчал.

— Что-то в числе дружков я таких не припомню, — буркнул Сергей. — Но дело не в этом. Главное — торпеду нашли. Может быть, водолаз и якоря поищет, все-таки два якоря с якорь-цепями.

— Хорошо, учтем, командир, — согласился начальник штаба. — Но это уж без тебя решим. А ты возвращайся.

Катера все чаще выходили в море, отрабатывая ночные торпедные атаки. Близились зачетные стрельбы, и каждый командир еще и еще раз проверял, все ли у него готово. На отдых почти не оставалось времени. В море уходили вечером, возвращались под утро. Короткий разбор атак в штабе, потом командиры садились за отчеты, которые следовало незамедлительно сдавать в штаб.

Атак за ночь у каждого было по три-четыре, и писание отчетов отнимало первую половину дня. Усталость валила с ног, но сроки были жесткими: откладывать некуда. Наступала ночь — очередной выход в море, атаки, разборы, отчеты.

Круговорот событий не давал передышки. И только послеобеденный, так называемый «адмиральский час», полностью принадлежал командирам.

Стрелков выгадывал еще минут сорок за счет того, что не ходил на обед и отдыхал на катере, предварительно наскоро съев пару бутербродов и выпив стакан горячего чая из термоса. Полутора часов сна явно не хватало, но он был молод и полон сил и в тринадцать пятьдесят, когда под ухом начинал захлебываться будильник, вскакивал, выбегал на палубу, хватал парусиновое ведро со штертом и, набрав из-за борта воды, окатывался до пояса, бурно отфыркиваясь и встряхивая головой. Он снова был бодр и готов к действию.