Федор остановил машину в ста метрах от старого институтского здания.

Подходя к массивной деревянной двери, он машинально осмотрел десятки окружавших ее вывесок с названиями фирм. Потом еще раз оглянулся и решительно вошел в бывшее режимное учреждение.

Сонный вахтер, несмотря на оставшуюся с прежних времен вывеску об обязательном предъявлении пропусков, не обращал внимания на входящих.

Федор знал, где находится офис Татаринова, но изобразил почтение и поинтересовался, как удобней добраться до двести седьмой комнаты.

Вахтера, очевидно, очень редко баловали вопросами. И он несколько секунд не мог понять, чего от него хотят.

В этот момент к Лобачеву подскочил юркий пожилой человек с беспомощными глазами. Его лицо выражало напряженное ожидание:

— Вы тоже к Борису Николаевичу? Нет его. Я его уже час жду. Я первый. Он вам тоже назначил?

— Не совсем. Впрочем, раз его нет, давайте ждать вместе. Вы первый, я второй. Только здесь мрачновато и душно. Давайте ждать на улице, а уважаемый страж ворот предупредит всех, что очередь в двести седьмой формируется на соседней лавочке.

Вахтер понял шутку, широко улыбнулся и жестом показал, что сделает все от него зависящее в лучшем виде.

Они вышли и расположились на лавочке недалеко от выхода.

Первые минуты они просто молчали и жадно глядели на дорогу. Лобачев не начинал беседу первым. Не стоит настораживать собеседника, задавая вопросы. «Дедуля» сам очень хочет излить душу. Он и десяти минут не выдержит.

Но «дедуля» не выдержал и пяти минут.

— Скажите, а он у вас тоже деньги взял?

— Пока нет.

— Не давайте! Мой вам совет, не давайте. Он упрашивать вас будет, он очень умеет это, а вы держитесь. Ни за что не поддавайтесь. — «Дедуля» вдруг встрепенулся, расправил плечи и солидно представился: — Я Бондарь. Юрий Дмитриевич Бондарь.

— Мы почти тезки с вами. Я Федор Дмитриевич.

— Очень, очень приятно. Я уже два года за этим Татариновым бегаю. Я, знаете, на таможне тогда работал. Накопил немного. И все это по крохам, с нервами, с риском. В банк отдавать боязно, а тут он подвернулся. Такой располагающий, уверенный в себе, убедительный. И главное, надежные люди познакомили. Мы живем в страшное время. Никому верить нельзя!

— И много он вам должен?

— Я уж и не знаю.

— Это как?

— Дал-то я ему пятьдесят тысяч. Долларов! Он убедил, что недвижимость — это самое прибыльное. Восемь процентов предложил.

— Годовых?

— В месяц! Мы еще с ним целый час сложные проценты считали. Одним словом, он мне обещал отдать сто тысяч через полгода. Договор, подпись, печать и все как у людей.

— Не отдал? — сочувственно поинтересовался Федор, пытаясь скрыть улыбку.

— Он вроде как готов был отдать. Даже в сейф полез. Ставки, говорит, резко снижаются, но для вас я могу еще полгода деньги крутить на тех же условиях. А это уже двести тысяч! Я бы квартиру мог купить.

— Однокомнатную?

— Да, для дочери. А когда время пришло, он заявил, что пошел у меня на поводу и ему пришлось мои деньги в долгосрочный проект вкладывать. Просил еще год ждать.

— На тех же условиях?

— Нет, под четыре процента. Одним словом, месяц назад он мне должен был отдать почти триста тысяч.

— Бегает от вас?

— Скрывается.

— Юрий Дмитриевич, вы серьезно надеетесь всю сумму получить?

— Что вы! Мне бы хоть свои пятьдесят вернуть. Но я вижу, что у этого прохиндея, как говорится, и одной тысячи нет.

Пять минут они молчали.

Мысли Бондаря путались в трясине печали и безысходности, а Лобачев быстро прокручивал возможные варианты действий. Надо спешить, пока не появился Татаринов.

— Помогу я вам, Юрий Дмитриевич. Не из доброты душевной, хотя вы мне и глянулись. Мне это выгодно будет. Я у него шестьдесят возьму. Пятьдесят вам, а десять мне. Лады?

Бондарь согласился почти сразу, но вид у него был обалдевший. Он продолжал торопливо соображать, передавая Лобачеву подлинники договоров, расписки Татаринова и свой домашний телефон.

Федор понял его состояние и попытался успокоить:

— Не волнуйтесь вы, ради бога. Просто встретились два честных человека и решили друг другу помочь. Этого жулика надо на место поставить! Я вот что думаю, он и у других мог брать. Вы больше никого не знаете?

— Некоторых только в лицо знаю, а двоих знаю точно. И телефоны есть, и адреса.

— Давайте это все мне и ждите. За неделю деньги не обещаю, но за три-четыре точно. И давайте я вас быстренько до метро довезу…

Через двадцать минут Лобачев вернулся в институт. Вахтер изобразил многозначительную гримасу и развел руками. Это означало, что Татаринов еще не появлялся.