Шрифт:
– Украдены? Ну?!
– Нет нигде.
– Из кармана?
– Под подушкой были…
– А ты… все в столовой? Сейчас же обыск! Идем!
В кабинете Воленко подошел к столу, Зырянский остался у дверей.
– Алексей Степанович! У меня взяли ваши часы.
– Кто взял? Зачем?
Воленко с трудом выдавил из себя отвратительное слово:
– Украли.
Захаров нахмурил брови, помолчал, сел боком:
– Пошутил кто-нибудь?
– Да нет, какие шутки? Надо обыскать.
В кабинет вошли Зорин и Рыжиков. Рыжиков с разгону начал весело.
– Алексей Степанович, Зорин партию столов в город… Я обратно привезу медь.
Зырянский с досадой остановил его:
– Да брось ты с медью! Никто никуда не поедет.
– Почему?
Захаров встал за столом:
– Часы того не стоят. Нельзя обыск. Кого обыскивать?
Воленко ответил.
– Всех!
– Чепуха. Этого нельзя делать.
– Надо! Алексей Степанович!
Рыжиков испуганно огляделся:
– А что? Опять кража?
– У меня… часы Алексея Степановича…
Захаров повернулся к окну, задумчиво посмотрел на цветники:
– Если украдены, никто в кармане держать не будет. Зачем всех обижать?
Зорин шагнул вперед, гневно ударил взглядом в заведующего:
– Ничего! Все перевернуть нужно! Всю колонию! Надоело!
– Обыскивать глупо. Бросьте!
Рыжиков закричал, встряхивая лохмами:
– Как это глупо? А часы?
– Часы пустяшные… Пропали, что ж…
Рыжиков с гневом оглянулся на товарищей:
– Как это глупо? Как это так пропало? Э, нет, значит, он себе бери и продавай, а потом опять будут говорить, что Рыжиков взял, чуть что – сейчас же Рыжиков? До каких пор я буду терпеть?
Зырянский неслышно открыл дверь кабинета и вышел. Часовым сегодня стоял Игорь Чернявин. Зырянский приказал:
– Чернявин, стань на дверях столовой, никого не выпускать?
– Почему?
– Это другое дело – почему. Я тебе говорю.
– Ты не дежурный.
– Э, черт!
Он быстро направился к кабинету, ему навстречу вышел Воленко.
– Прикажи ему стать здесь!
– Я не хочу дежурить!
– Не валяй дурака!
– Я не буду дежурить!
– Идем к Алексею!
Воленко снова остановился перед столом Захарова, над белым воротником парадного костюма его побледневшее лицо казалось сейчас синеватым, волосы были в беспорядке, строгие, тонкие губы шевелились без слов. Наконец он произнес глухо:
– Кому сдать дежурство, Алексей Степанович?
– Слушай, Воленко…
– Не могу! Алексей Степанович, не могу!
Захаров присмотрелся к нему, потер рукой колено:
– Хорошо! Сдай Зырянскому!
Воленко отстегнул повязку, и, против всяких правил и обычаев колонии, она закраснела на грязном рукаве Алешиной спецовки. Но, по обычаю, Захаров поднялся за столом и поправил пояс. Воленко вытянулся перед заведующим и поднял руку:
– Первой бригады дежурный бригадир Воленко дежурство по колонии сдал!
Зырянский с таким же строгим салютом:
– Четвертой бригады дежурный бригадир Зырянский дежурство по колонии принял.
Но как только Захаров сказал «есть», Зырянский опрометью бросился из кабинета. Теперь уже с полной властью он еще издали закричал дневальному:
– Дневальный! Стань на дверях, никого из столовой!
Чернявин увидел повязку на рукаве Зырянского:
– Есть, товарищ дежурный бригадир!
На быстром бегу [269] Зырянский круто повернул обратно.
– Алексей Степанович, я приступаю к обыску.
– Я не позволяю.
– Ваши часы? Потому? Да? Я приступаю к обыску.
269
В оригинале «движении»
– Алеша!
– Все равно я отвечаю.
Захаров поднял кулак над столом:
– Что это такое? Товарищ Зырянский!
Но Зырянский закричал с полным правом на гнев и ответственность:
– Товарищ заведующий! Нельзя иначе! Ведь на Воленко скажут!
Захаров опешил, посмотрел на Воленко, сидящего в углу дивана, и махнул рукой.
– Хорошо!
В двери столовой уже билась толпа. Нестеренко стоял против Чернявина и свирепо спрашивал:
– Черт знает что! Почему, отвечай! Кто нас арестовал?