Шрифт:
Иначе как тогда на свадьбе кричать «горько!»? Ведь горько бывает только тогда, когда в руках рюмка с «горькой».
Помню я и первую выпитую мною рюмку. Это было 24 ноября 1944 года, в полночь. На следующий день мне предстояло отправиться на военную службу в Советскую Армию. А вечером того дня провел прощальное заседание комсомольского комитета средней школы № 1 города Барвенково, где учился в 9-м классе.
Комсомольские дела я передал своему другу Васе Недвиге, моему заместителю. Возвращались домой оба голодные, что тогда случалось нередко. Он настоял зайти к нему домой: «Мама что-нибудь приготовила». И я зашел. Вот тогда, за ночным ужином, мама Василия и предложила: «Я вам налью по стопочке. Выпейте. Ведь когда еще свидимся? А может, не встретимся больше. Война ведь…»
То была самогонка её собственного приготовления. Отказываться не стал: было как-то неудобно. И я выпил. Мне было тогда 17 лет…
А второй раз уже «фронтовые» сто граммов выпил в победном 1945-м году, когда вся страна поднимала тост:
Встанем и выпьем кружками стоя, В братстве друзей боевых. Выпьем за мужество павших героями, Выпьем за встречу живых… Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, Выпьем и снова нальем…Было бы кощунством не поднять такой тост. Пусть даже и очень горькими были те самые «фронтовые» сто граммов.
Впрочем, за редким исключением, когда «не выпить нельзя», я не любил спиртного. Кроме той самой «Хванчкары» или «Твиши». Да еще любил многие годы настоящее жигулевское пиво высокой пробы.
К слову, когда я писал эти строки в последние дни марта 2012 года, произошла приятная встреча именно с жигулевским пивом. Друзья принесли мне литровый пластиковый «бочоночек» «Жигулевского» пивзавода «Трехсосенский». Я с благодарностью принял его и обратил внимание на строки, напечатанные на бирке:
«Мы давно поменяли паспорта с серпом и молотом на новые, но не забыли страну, в которой выросли. Она всегда будет для нас особенной. И чем меньше по-хорошему советских предметов и продуктов окружает нас сегодня, тем ценнее сохранившиеся. Жигулевское как раз из таких. Из особенных…» Какие верные слова!
Неприятие спиртного у меня было еще и потому, что я с самых малых лет видел «пьяных в доску» мужчин, невменяемых, осатанелых, без всякого повода издевавшихся над своей женой, устраивавших «мордобой» с собутыльниками, со всеми, кто попадал на глаза. Много раз видел валяющихся в грязных лужах, посреди улицы.
Неприятие еще и потому, что знаю и помню имена многих замечательных, талантливых людей – актеров и актрис, одаренных футболистов и хоккеистов, в том числе и моего любимого московского «Спартака», поэтов и журналистов, которых погубил «зеленый змий», которому они однажды поддались и расстаться не смогли…
Поэтому я с добрым чувством отнесся к решению ЦК и Советского Правительства о борьбе с пьянством, принятым в 1985 году. Но не к мерам, которые намечались в нем, и не к методам, посредством которых совершалась авральная антиалкогольная кампания. С твердым намерением ее инициаторов «кавалерийской атакой» в два счета покончить с этим очень страшным и опасным злом. Антиалкогольная кампания оказалась неподготовленной и непродуманной. И потому была обречена на провал. Впрочем, как и вся горбачевская перестройка. Она тоже была не подготовлена, не продумана, велась непоследовательно. Шарахались из одной крайности в другую. Потому благое, казалось, дело было погублено…
Инициатива развертывания антиалкогольной кампании исходила от двух членов Политбюро: от М. С. Соломенцева, председателя Комитета партийного контроля и Е. К. Лигачева, второго секретаря ЦК.
4 апреля 1985 года они внесли этот вопрос на заседание Политбюро ЦК. Докладывал М. С. Соломенцев, вооружившись цифрами, с экскурсом в историю этой проблемы.
В принципе все были «за», но возникли споры о методах и сроках выполнения намеченной программы, суть которой сводилась в основном к административным мерам: сокращение производства винно-водочных изделий, ограничение мест и времени торговли ими и т. п.
Обратимся к Н. И. Рыжкову, тогда еще не Председателю Совета Министров СССР, а секретарю ЦК КПСС по экономике. Насколько это было возможно, он пытался в самом начале предотвратить эту бездумную кампанию. Бездумную не по целям, которые она ставила, а по методам и средствам, которыми она осуществлялась.
Кстати, когда я читаю и перечитываю его книгу «Десять лет великих потрясений», то нахожу немало совпадений моих пониманий и оценок многих событий и фактов того времени, о которых он пишет.
Только мое понимание и оценки базируются на визуальном наблюдении за происходящим, на настроении людей разных возрастов и профессий, с которыми я каждодневно встречался, почти ежедневно бывая в городах и районах Краснодарского края.
Зная меня многие годы, секретари райкомов и горкомов, идеологические активисты, слушатели делились со мною всем, что кипело у них в душе, что беспокоило из происходящего в стране, в том числе и в связи с антиалкогольной кампанией.
Мое видение и понимание проблемы было на уровне профессора, заведующего кафедрой Кубанского государственного университета, внештатного лектора крайкома КПСС и председателя научно-методического Совета при краевой организации Общества «Знание». Но, конечно, и с учетом моей 60-летней жизни, которая впитала в себя очень многое и дала бесценный опыт критического отношения к реалиям, происходящим в стране, сформировала принципиальное, неравнодушное отношение ко всему…