Препятствие более серьезное

«…Отказ германских угольщиков следовать с эскадрою далее Мадагаскара не мог остановить дальнейшего движения вице-адмирала Рожественского.

Он раньше готовился уже уходить из Носси-Бе и без немецкого угля, рассчитывая получить новые запасы у берегов Аннама или в голландских колониях Зондского архипелага.

Однако Командующий эскадрой не мог устранить другого препятствия к немедленному движению вперед, более серьезного — со стороны Морского Министерства».

«Вскоре после получения извещения о падении Порт-Артура и гибели 1-й Тихоокеанской эскадры вице-адмирал Рожественский доносил в Морское Министерство, что, по его мнению, ближайшею стратегическою целью эскадры должно быть достижение посредством прорыва хотя бы с частью эскадры Владивостока, который для успешности действий нашего флота против Японии необходимо немедленно оборудовать и снабдить всем нужным в должной мере, так как он представляется единственною морскою базою на всем побережье Тихого океана».

«Без Небогатова, ввиду бесплодной потери всей Первой эскадры, — писал вице-адмирал Рожественский, — могу рассчитывать с потерями достигнуть Владивостока и, опираясь на него, действовать на севере. Пробиться во Владивосток считаю возможным лишь при быстром движении, исключающем возможность соединения с Небогатовым в пути…

Кроме того, соединенная с судами Небогатова 2-ая эскадра ни в каком случае не появилась бы в Японском море ранее конца Мая, чем дала бы время неприятельскому флоту после боев 28 Июля и 1 Августа 1904 года и блокады Порт-Артура привестись в полный порядок и противопоставить эскадре значительно большее препятствие, чем если бы она могла прийти на театр военных действий одна, но после немедленного перехода из Носси-Бе».

«На вышеупомянутое донесение Командующий эскадрою получил по телеграфу указание, что задача, возложенная на него, состоит не в том, чтобы с некоторыми судами прорваться во Владивосток, а в том, чтобы завладеть Японским морем.

Для этого имеющиеся на Мадагаскаре силы эскадры признавались недостаточными, но если к эскадре присоединятся отряды Добротворского и Небогатова, причем последнее может осуществиться в конце Марта в Индийском океане, то эскадра будет иметь шансы на успешное выполнение задачи.

Естественно, что при этих условиях известие о выходе 2 Февраля из Либавы отряда контр-адмирала Небогатова для соединения со 2-ою эскадрою произвело на Командующего эскадрою крайне тяжелое впечатление и даже повлияло на его здоровье. 4 и 5 Февраля Адмирал так расхворался, что слег в койку.

Через несколько дней он появился наверху, похудевший и осунувшийся, слегка волоча правую ногу, но затем он понемногу оправился»{197}.

Когда 4 февраля Адмирал неожиданно слег, по официальной версии с приступами невралгии и ревматизма, врач потребовал льда. Льда на «Суворове» не оказалось, посыльные заметались по другим кораблям.

Зиновию Петровичу Рожественскому было 57 лет. Моральные и физические нагрузки, уже перенесенные Адмиралом, характеризует в частном письме с Мадагаскара в Петербург от 21 января 1905 года старший флаг-офицер Командующего эскадрою лейтенант Евгений Владимирович Свенторжецкий, тот самый, который командовал 1-й батареей русского десанта в Порт-Артуре 16 марта 1898 года, которому особенно доверял Адмирал и которому одному были известны все самые секретные планы и шифрованная переписка начальника эскадры.

Письмо лейтенанта С.

Такт, сдержанность и ум

«Никакое донесение, — писал лейтенант Свенторжецкий, — никакое самое яркое описание не в состоянии изобразить всю тяжесть обстановки переходов Второй эскадры.

Лейтенант Евгений Владимирович Свенторжецкий

Первый раз в истории флота всего мира вы видели большую эскадру, которая, не имея ни морских баз, ни угольных станций, состоя из судов всевозможных типов и возрастов, отважилась двинуться в столь далекий путь.

Политическая и стратегическая обстановка плавания хорошо известна, но надо было лично испытать всю тяжесть этих дипломатических переговоров с различными администрациями в Испании и в Африканских колониях, чтобы перечувствовать то, что перечувствовал Адмирал. Любой испанский жандарм мог унизить наше самолюбие, любой командир старого полуразвалившегося европейского станционера с сознанием собственного достоинства и правоты мог заставить нас призадуматься, не говоря уже о различных требованиях и намеках колониальных губернаторов. Надо было иметь только такт, сдержанность и ум Зиновия Петровича, чтобы обойти все эти трудности, не уронив достоинства вверенной ему эскадры.