Шрифт:
Весь этот собиравшийся отовсюду люд был спокоен и за себя, и за своё имущество. Никого и никому, ни варяга, ни славянина, не дали бы в обиду князья киевские Аскольд с Диром.
Переменились князья, совсем переменились с того времени, как храбрые и беспечные, они вместе с Рюриком делали набеги то на землю франков, то на бриттов, то на пиктов, то на страны приильменские.
Так же оба они и отважны и храбры были, как и прежде, только молодость уходила от них, не манил их, как прежде в дни весны их жизни, шум битвы. Чудный край своими красотами заставил растаять лёд вокруг скандинавских сердец и забыть чарующую прелесть Валгаллы. Они увлеклись благодатным покоем, отдались ему и жили теперь для счастья тех людей, которые вверили в их руки и свою судьбу, и своё спокойствие.
И киевляне понимали их.
— Ласковее князей наших искать — не найдёшь! — говорили в Киеве.
— Что солнце они на небе!
— Вон на Ильмене не так! Там из их роду же князь, а, рассказывают, совсем другой. Забрал ильменцев в ежовые рукавицы и держит их — дохнуть не даёт... Вот как!
— Так то на Ильмене!.. Там ежовые рукавицы нужны... Без них не обойдёшься.
— Особенно с новгородцами...
— Верно! Ух, эти сорвиголовы! Таких буянов поискать ещё.
— Мы вот не то: коли нам хорошо, так и живём мы мирно и смирно...
Так говорили на Днепре.
Но нет на земле полного счастья для людей.
Как ни счастливы были князья киевские Аскольд и Дир, а нет-нет да и защемит тоскою их сердце.
Вспоминалась им прежняя их жизнь... Слышался отдалённый шум битв, звук воинских рогов, звон мечей, стук секир о щиты... Они вспоминали Рулава.
Да, в светлой Валгалле охотится теперь старый воин за чудесным вепрем. Устав от охоты, пирует он в пышном чертоге Одина. Дивной красоты валькирии ласкают его там, а на земле скальды, в своих вдохновенных сагах восхваляя его, хранят в памяти потомства его славное имя...
А их имена никто не вспоминает да и не вспомнит... Скальды не сложат в честь их вдохновенной саги, ни одна мать не назовёт их именем своих сыновей... Даже и имена их стали не те... Они забыты, забыты навсегда...
Они — воины старого Биорна... Валгалла не ждёт их. Они забыли, что каждый норманн рождён для войны...
И грустно становилось витязям, когда такие мысли приходили к ним...
— Что нам делать? — спрашивали друг друга Аскольд и Дир.
— И дружина скучает... столько молодцев без дела сидят...
— Идём в поход!
— Куда?
В самом деле, куда? Не на Ильмень же! Там ведь свой, там великий Рюрик, там смелый Олоф с храброй дружиной.
— В Биармию идти?
— А где она? Ищи её — не найдёшь...
И всё чаще и чаще обоим витязям приходила на память Византия...
II
Не одни князья подумывали о Византии...
Было в княжеской дружине много горячих голов, считавших, что «нет в мире лучше дел войны». Они не роптали на Аскольда и Дира за их бездействие открыто, но между собой в разговорах только и вели речь о близкой Византии...
Всем в Киеве от неезжих гостей прекрасно известно было, что в столице великой империи Востока скопились богатства целого мира, что народ там изнежен и беспечен, что оборона слаба, и потому-то манил к себе, как запретный плод, скучавшую княжескую дружину города св. Константина.
— Не узнать совсем наших конунгов! — говорили старые варяги, — куда их прежняя храбрость делась, совсем другими стали.
— Засиделись на одном месте... Аскольд обабился... Не до того...
— Так других послали бы... есть ведь кого... Мало ли здесь воинов...
— Ещё бы! Вот Всеслав, даром что не норманн, а славянин — храбрее льва!
— Уйти бы от них самим.
— Мало нас здесь... Ничего не выйдет...
— И славяне пойдут за нами.
— Ну, те без князей, да Всеслава и шагу одного вперёд не сделают.
— Пожалуй что так!
— А следовало бы! Мечи позазубрились, тетивы у луков поразвились...
— Поговорили бы с Аскольдом и с Диром.
— Так они и будут слушать!
— А что же? Хотя они и ярлы, а без нас ничего не значат.
— Да вот пир будет, тогда... Скальда Зигфрида попросим. Он усовестит.
Так и решено было среди варягов завести с князьями речь о набеге на Византию во время пира.
Любили оба витязя попировать время от времени среди своей дружины, именитых киевлян и почётных гостей. Созывались они ради этого случая в княжеские гридницы, уставленные столами, усаживались за них, и начинался пир.
Подавали на стол жареных кабанов, рыбу всякую, птиц, что поставляли к княжьему двору охотники из окрестных дубрав, а крепкий мёд и вина фряжские на пиру рекой лились.