Шрифт:
— Пустить его! — приказал он.
Вошёл седой, сгорбленный старик с вдохновенными, сиявшими юношеским блеском, глазами; одежда его была вся изорвана, из-под неё виднелись железные вериги, опоясывавшие стан и грудь этого человека. Он был бос, Фотий заметил, что Андрей оставляет за собой кровавый след.
Он не подошёл к патриарху под благословение, даже не приветствовал его, а, войдя, хриплым голосом закричал:
— Фотий, Фотий! Чудо, чудо!
Патриарх в изумлении смотрел на него. Он припомнил этого Андрея. Старика действительно называли Беалосом, и он пользовался огромной известностью в Константинополе.
«Такой-то мне и нужен, — подумал Фотий. — Он сумеет воодушевить несчастных, и если им суждено умереть, то они будут умирать жертвами гнева Господня».
— О каком чуде говоришь ты, Андрей? — ласково спросил он.
Но Беалос, прежде чем патриарх успел закончить, уже кричал:
— Пресвятая Пречистая Дева... там, на небе, я Её видел, видел Её и вождь варваров... На небе, Фотий!.. Она была видна над Влахернским храмом! Она покрывала своей ризой храм... Чудо! Чудо! Божие видение — божественное чудо!.. Спасение! Варяг Её видел... я видел... Фотий! Молись!..
«Что он говорит? — спрашивал сам себя патриарх. — Его трудно понять...»
— Иди, Фотий! Иди во Влахерн! — кричал Андрей. — Там риза Святой Девы!
Андрей весь дрожал. На губах его показалась пена, лицо было мертвенно-бледно, грудь высоко вздымалась.
— Когда ты видел Пречистую, Андрей? — ласково спросил юродивого патриарх.
Беалос на мгновение стих, потом снова начал неистовствовать:
— Во Влахерн, Фотий, во Влахерн спеши! Чудо! Милость! Чудо!
— Где же ты видел Пречистую? — повторил патриарх свой вопрос.
— В небе, в небе! Она плыла в облаках и на миг остановилась над Влахерном... Иди, Фотий, во Влахерн! Там спасение... Вождь варваров Её тоже видел. Он смутился... Во Влахерн, во Влахерн, Фотий!..
Неясный шум, вдруг раздавшийся у входа, прервал юродивого.
Вбежал, расталкивая собравшуюся толпу, один из патриарших телохранителей.
— Патриарх!.. — закричал он, упав на пол почти без чувств, — варяги...
Патриарх побледнел и едва нашёл в себе силы спросить:
— Где?
— Там, в заливе...
— Как они могли попасть туда... Залив заграждён цепями, доступ в него невозможен...
— Они перетаскивают свои лодки по суше, к вечеру они будут здесь...
Крик ужаса вырвался у всех.
В эту минуту в патриаршие палаты донёсся протяжный звон набата. Это подавали тревожный сигнал с церквей, где были колокола.
Все молчали в патриарших покоях, только один Андрей всё повторял:
— Чудо! Чудо! — хрипел он, потрясая своею высохшею рукой.
Фотий подошёл к окну и растворил его.
Едва брезжил рассвет. Слабый блеск зари уже заметен был на горизонте. Утро обещало быть прекрасным. Последнее утро Византии!
Вдруг Фотий задрожал, лицо его озарилось радостью: он что-то увидел на горизонте. Он обернулся к собравшейся уже бежать из палат толпе.
— Слушайте вы все, — заговорил он, — нет опасности для града Константина!.. Свершится дивное чудо! Святая Дева спасёт его от варваров и посрамит их ради славы Своего Предвечного Сына.
— Аминь! — воскликнул в экстазе Андрей.
— Идите все и возвестите народу, что сказал вам патриарх ваш и этот человек Божий... Византия спасена!..
Мало кто спал в эту ночь в Константинополе.
С быстротой молнии весть обо всём, случившемся в палатах патриарха, распространилась по форуму.
Всюду слышен был хриплый голос Андрея:
— Чудо, чудо! Спасение городу Константина! Во Влахерн, во Влахерн!
Патриарх со всем своим клиром, правители со всеми придворными и народом отправились во Влахерн, где хранилась святая риза Небесной Владычицы.
Разом вселилась в народ уверенность в том, что против земного врага на защиту Византии стали сами силы небесные...
Звон колоколов — уже не набат, а торжественный византийский звон — призывал всех верующих в храмы, откуда они могли присоединиться к торжественному шествию во Влахерн.
Ещё в далёкие времена во Влахерне, на берегу залива, построен был монастырь. При Льве Великом здесь сооружена была церковь во имя Пресвятой Богородицы, куда и положена была риза Пречистой Девы.
По преданию, эта местность названа была по имени Влахерна, княжившего недалеко от Византии ещё до Константина Великого. В царствование Льва Македонянина два брата, Гильвий и Кандид, похитили в доме одной старой галилейской еврейки ризу Богоматери и положили её с особой торжественностью в специально выстроенной для этого императором церкви.