Все гости расхохотались вместе с полковником, тогда как Пенотье пришел в некоторое смущение.

Сюзанна видела, что грозившая ей туча постепенно исчезает на горизонте, и ее нервное напряжение и душевная тревога сменились чувством грусти. Она смотрела издали на честное, здоровое лицо своего мужа, кивавшего ей от времени до времени через стол, и думала о благородном доверии, о ничего не подозревавшей беззаботности Дамарра, в глазах которого его жена была образцом женской добродетели и чистоты, между тем как вблизи него сидел тот, чье вмешательство в жизнь Сюзанны разрушило ее счастье и покой.

Когда герцогиня отвела взоры от своего мужа и окинула ими столовую, они машинально устремились в пространство против нее. Вдруг она вздрогнула: ей померещилось что-то ужасное, невероятное.

Столовая Пенотье соединялась с садом, но, чтобы попасть в него, приходилось миновать подобие сеней с колоннами, украшенными статуями. В зимнее время эти сени закрывались стеклянными рамами, вставленными между колонн. Тогда это закрытое пространство украшали оранжерейными деревьями, благодаря чему рядом со столовой получался довольно просторный зимний сад, отапливаемый медными жаровнями. В эти сени вела из столовой большая стеклянная дверь, без портьер, откуда можно было любоваться прелестным, благоуханным приютом.

Когда Сюзанна рассматривала этот пестревший цветами и декорированный с большим вкусом уголок, ей показалось, что между померанцевыми деревьями мелькает чья-то тень. В первый момент она не обратила на это внимания, думая, что по сеням проходит лакей. Однако тень вскоре скрылась, и герцогиня увидала мужчину, который, выглядывая из-за растений и цветочных горок, приближался к стеклянной двери. В движениях этого человека было что-то подозрительное. Герцогиня только что хотела обратить на него внимание общества, как вдруг к своему ужасу увидала лицо этого субъекта у самого стекла двери и сделала тревожное открытие, что то был не кто иной, как Лашоссе.

Он так плотно прильнул лицом к стеклу, что приплюснул нос и таращил глаза в столовую. Его наблюдения по-видимому относились к одному лицу. Взоры герцогини случайно встретились с его взглядом, и у Сюзанны пробежал мороз по коже, когда она заметила страшное, угрожающее выражение в чертах Лашоссе. Он погрозил ей кулаком и скрылся между деревьями.

Почти в ту же минуту к герцогине приблизился Пенотье.

— Ах, сударыня, — сказал, — я вижу, что Вы — любительница цветов, потому что не сводите взора с моего садика!

— Действительно, — ответила герцогиня, — этот цветущий уголок восхитителен. Мне хотелось бы полюбоваться им вблизи.

— После обеда нам подадут туда кофе. О, я покажу Вам несколько редких экземпляров растений!

Общество поднялось из-за стола, чтобы разойтись по соседним комнатам.

— Вы уже обдумали мои предложения, почтеннейший господин Сэн-Лорен? — спросил Пенотье, обращаясь к своему гостю.

— Лишь мельком, господин Пенотье. По разным причинам я не могу еще сегодня дать свое согласие, потому что это дело зависит не от меня одного.

— Ах, что касается этого… — сказал Пенотье и затем вдруг спросил: — а как велика цифра — если это не будет нескромностью с моей стороны — того капитала, который Вы пускаете в оборот?

— Это — не тайна. Мои обороты достигают ежегодно десяти миллионов франков.

У Пенотье дрогнули углы рта и он отступил шаг назад, но спокойно возразил:

— Ну, а я орудую более крупными суммами.

— Охотно верю, — заметил Сэн-Лорен. — Доходы с церковных имуществ и учреждений Лангедока пожирнее, чем в Шампани; кроме того Вы служите еще представителем сельских сословий, — и, сказав это, он повернулся к Бранкасу, который тронул его за руку.

Пенотье исподтишка посмотрел ему вслед и пробормотал:

— Десять миллионов ежегодно в руках!.. Вот это выгодно! Я мог бы осуществить при таких средствах огромные предприятия, если бы к моим шестнадцати миллионам прибавить еще десять. Но он, кажется, не намерен уступить свое место… С духовенством я уж поладил бы, если бы удалить его. — Он огляделся кругом; общество покинуло столовую. — Гм… Амарель давеча говорил о яде, не оставляющем следов. Это было бы верным оружием для предпринимателя.

После этого Пенотье подошел к своим гостям. Между ними происходил оживленный разговор об одной картине. То был портрет короля Людовика XIII. Равнодушное лицо монарха с печатью пресыщения в чертах смотрело неподвижно и безучастно со стены и ясно говорило, что он не любил никого в этом мире, кроме себя, да и то едва ли.

— Он очень похож, — сказал Бранкас. — Этот портрет был написан незадолго до его смерти.

— Мне уже предлагали за него большие деньги, — сообщил хозяин дома, — но с оригиналом Бурдэна не так-то легко расстаться.