«Дура!!!»

Она боролась, но тело ее снова выпрямилось, замерло, как гранитное, и следующий шар ударился рядом с косяком. С грохотом брызнули осколки камней и щебенки, рассекая лицо — но она сумела лишь зажмуриться.

«Еще!!!»

— Н…н…не…т!..

Но вновь непослушное тело и новые, пугающие инстинкты сделали не свое дело — и остатки стены разлетелись шрапнелью, обнажая коридор.

«Умница девочка… А теперь давай тряханем этот гадюшник… Видишь трещины?»

— Н…н…н…

Снаружи донесся топот, крики, звон оружия — и в камеру ворвалось четверо волков с топорами. Трое бросились к чудищу на помощь товарищам, один — к ней. Рука ее снова вскинулась сама по себе. Не в силах шевельнуть по своей воле даже мизинцем, Белка почувствовала, как новый шар рождается на ладони. Она закричала — без слов, тонко, жутко — и гвардеец кинулся наземь. Шар пронесся у него над головой, громя коридор, но прежде, чем новая порция смерти успела созреть у нее в руке, из-за разбитого косяка выскочил виконт. Не замедляясь ни на секунду, он налетел на нее всем телом и впечатал в стену.

Сжавшись в ожидании боли, девочка вместо этого ощутила, как камни вокруг смыкаются, точно тяжелые волны. Парень волок ее, прижимая к груди, будто не зная, как еще ее можно было заставить идти — или не имея времени на лишние движения. Внезапно обретя контроль над собой, она хотела бороться, но первый же вздох вымыл из головы сразу и всё.

Запах теплого хлеба.

Кошмары!

Ладонь на ее волосах!

Печальный голос!..

Тень!!! Это он — Тень, а не…

— Да. Это я, — отозвался юноша, будто прочитав ее мысли.

— Рамай?..

— Нет, Тень. Рамая я выгнал. Пусть уходит к его сиятельству, — ответил он, не останавливаясь ни на секунду. — Я мне нужнее.

— Я мне?.. — с недоумением повторила Белка, но отбросила непонятное до спокойных времен — если случится дожить до таких, и оглянулась: узкий проход, давивший на голову и плечи, хватавший, казалось, за ноги, и жадно смыкавшийся за спиной — как могила…

— Где мы? — испуганно спросила она.

— Под землей.

— Я искала этот ход!..

— Это не ход. Мы просто идем под землей. Так быстрее.

— А Голос?!.. — с ужасом вспомнила девочка.

— Сейчас он бессилен. Пока.

— Кто он такой?

— Филин расскажет. Если успеет.

— Кто такой Филин? И почему он может не успеть?

— Ты нас убьешь.

— Я похожа на идио… — возмущенно фыркнула Эмирабель — и сникла. — Да… я похожа на идиотку… Но я не хочу тебя убивать! Больше. Ты — Тень! Ты мой друг!

— От твоего желания ничего теперь не зависит. Твое проклятие — в стенах. Скоро они не смогут нас защитить. И удерживать Голос

там

— не смогут тоже.

— Моё проклятие?.. — недоуменно переспросила она — и вдруг вспомнила. Горькие, обжигающие, рвущие душу слова, чернильно-алые трещины на стенах, вопросы Голоса про них… Но ведь когда она проклинала, она не могла пользоваться магией по желанию! И думала, что слова — это только слова!..

— Слово мага может и убить, и спасти. Поэтому маг всегда должен думать, что говорит и кому, — без тени упрека заметил Рамай, и от этого пламя стыда вспыхнуло ярче и опалило больнее.

— Я не знала… Прости…

— Я не сержусь, — мягко ответил виконт. — Есть вещи похуже, чем проклятие чужака.

— И какие же? — уязвленная «чужаком» в ответ на «друга», буркнула девочка.

— Любовь родного человека.

— Что?.. — не поняла Белка.

Ответить виконт не успел: стена неожиданно кончилась, и они оказались на полу огромного зала.

* * *

Девочка оглянулась, силясь понять, куда принес ее Тень: яркий одинокий источник света в середине, окраины, терявшиеся во мраке, бока лестниц и галерей, слабо отблескивавших шлифованным камнем — но ни одного окна. Или это был не зал? Но подвалов с таким высоченным потолком ведь не бывает? И с галереями?..

Додумать она не смогла: радостное восклицание Голоса ударило ей в голову, точно стрела, и Белка закричала, прижимая ладони к вискам, чувствуя, что тело перестает слушаться и собственные мысли растворяются в нахлынувшем потоке чужой воли.

— Филин!!! — отчаянно проорал Рамай, прижимая ее к себе, будто мог защитить — и тут же откуда-то сверху на них спикировала огромная птица. Она опустилась на пол, обняла их обоих крылами, сомкнувшимися над головами беглецов точно шатер, и воздух замерцал серебристыми искрами. Голос взорвался ругательствами и угрозами, взвыл — глухо, издалека — и пропал.