– А это хитрая громадина. Здесь тележки «умные», особой конструкции. Можно не только неровности преодолевать, но и вообще какое-то время без рельсов катиться.

– С ума сойти.

– Да, умели раньше делать. Не то что сейчас, когда из старого хлама новый хлам собираешь…

Тридцать Третий погрустнел, погрузившись в размышления. Он действительно был странный, этот кио, совершенно не типичный. Полная противоположность Кронусу.

Книжник выглянул в проем распахнутой двери. В лицо ударило всей силой набегающего ветра. Невероятное ощущение. Подумалось, что когда-то поезда не были такой вот дикой редкостью, а люди ездили из одного конца страны в другой, и даже не задумывались, какое это чудо – за считаные дни переместиться на тысячи километров. А самолеты? В это вообще почти что не верится. Да, он видел эти штуки своими глазами, но они были для него всего лишь памятниками, неподвижными свидетелями эпохи.

– А сколько нам вообще ехать? – спросил он.

– Это уж как повезет, – философски сказал кио. – Если на всех парах – дня три мчаться…

– Всего три дня?! До самого моря?

– Но это в идеале. Если «железку» где-то совсем ушатало – скорость тут же падает, приходится чуть ли не на брюхе переползать через аварийные участки. Благо, автоматические системы все еще работают. Но тут еще, я слышал, Пузырь задумал притормозить на какой-то попутной станции. Нюх у него на добычу, своего не упустит.

– Да и вообще, компания у него ушлая.

– Да, мерзавцы еще те, – Тридцать Третий нахмурился. – У меня просто выбора не было, иначе я бы вообще связываться с ними не стал.

– Вот как? А этот пухлый, который у них главный, он мне показался нормальным. Веселый такой.

– Веселый… – мрачно усмехнулся кио, выглядывая в узкое боковое окошко по ходу движения. – Командор умеет пыль в глаза пустить. – Тридцать Третий покосился на приятеля. – Он страшный человек. Хоть я и кио, и мне должно быть все равно, но даже мне не по себе рядом с ним. – Тридцать Третий замялся, искоса поглядел на семинариста. – И знаешь, сдается мне, это он мародеров на вашего друга навел.

– На Славу? – насторожился Книжник. – С чего ты взял?

– А может, и показалось. Да только едва этих ребят с поезда ссадили, он вслед Фельдшера послал.

– Шама? Но зачем?

– Вот и я подумал – зачем? Как я услышал случайно, у шама какие-то знакомые головорезы в том районе обретались. Понимаешь, о чем я? Сдается мне, не очень-то хотелось Пузырю, чтобы эти ребята до Кремля добрались.

– А он что же, знал, куда они направляются?

– А шам ему на что, по-твоему?

– Чтобы в чужих мыслях копаться?

– Вот видишь, все ты понимаешь. Оттого-то на тебя с Зигом Фельдшер и взъелся, что вы ментальным блоком владеете. В общем, думаю, Пузырю совсем не нужно, чтобы кремлевские за МКАД, к югу, потянулись. Он считает все это пространство своей вотчиной.

– Ничего себе – вотчина. А не жирно ли ему будет – две тысячи километров железной дороги?

– Это ты его сам спроси при случае, если желание есть. Только я не советую. Да и вообще я бы держал с ним ухо востро.

– Думаешь…

– Да, полагаю, он будет искать возможность расправиться с вами. Напасть в открытую вряд ли решится – не его стиль. Скорее, постарается списать вашу гибель на своих же ребят. Это тоже в его манере: обвинять, ссорить и держать в напряжении. На этом, собственно, его власть и держится.

– Ну, спасибо тебе, друг! Предупрежден – значит, вооружен.

– Да рано меня благодарить. Спасибо скажете, когда живыми из этого железного ящика выберетесь.

Паровоз ощутимо качнуло, их бросило на левый борт. Заскрежетала сцепка. Загрохотали колеса, рифленый железный пол заходил ходуном под ногами. Книжник не устоял на ногах, качнулся, едва не стукнувшись о железную стенку. Тридцать Третий успел удержать его за ремень, крикнув:

– Лопнувший рельс переехали! Видишь – автопилот даже скорость не сбросил. Я же говорю, машина – зверь!

Подмигнул приятелю и потянул длинный рычаг над головой.

Над безлюдной равниной разнесся протяжный паровозный гудок.

Есть что-то в бронепоезде от боевого корабля. И мощь парового двигателя, и орудия, сопоставимые с морскими по калибру. И четко прочерченный курс, с которого не так-то просто свернуть. Конечно, по сравнению с легендарными предками времен Первой и Второй Мировых войн «Дракон» мутировал почти до неузнаваемости: композитная броня, изломанная под оптимальными углами, автоматика управления, ядерный реактор взамен угля; даже технологии «стелс», по уверениям Тридцать Третьего. Но суть осталась – грохочущая по рельсам броня, ощетинившаяся пушками. И самое главное – замкнутое существование команды в ограниченном пространстве бронированного склепа.

Об этом думалось Книжнику, пока он сидел в углу мрачного железного каземата, тщетно пытаясь уснуть. Вагон нещадно раскачивало, трясло, и путешествие уже не казалось таким заманчивым и легким. Если вначале пути он все мечтал о сказочном море, которое вскоре, наконец, увидит, то теперь он даже думать не мог о воде и волнах. И хоть сам никогда не испытывал настоящей качки, то теперь мысль о волнах, болтанке и прочей морской атрибутике вызывала ком в горле. Его слегка мутило.

Как и семинарист, Слава был молчалив и замкнут. Сидел неподвижно, накинув на лицо капюшон комбинезона, ковыряясь во рту невесть откуда взявшейся соломинкой. Похоже было, что и он чувствовал себя не в своей тарелке, хоть и проделывал этот путь уже во второй раз. Этот грохочущий стальной дом на колесах грозился вытрясти из него душу.