— Не хотел. Она взглянула на него, а потом вновь отвела глаза. — Я вполне отвечаю за свои поступки. Я понимаю, что могла сказать нет, и, если бы сказала, ты не стал бы… ну, тебе не нужно было бы… словом, ничего бы не случилось.

— Ты права, — охотно начал он, обрадованный тем, что она понимает, как он к ней относится.

— Можешь мне это не втолковывать.

— Не втолковывать? Что? — нахмурился он.

— Во всем виновата только я. В том, что я оказалась потаскухой…

— Лесли! Как ты можешь так о себе говорить? — Он повысил голос, ужаснувшись тому, что ей могла прийти в голову подобная мысль. — Кем, в таком случае, оказался я? Старым развратником? Не представляй дело так, будто мы занимались чем-то непристойным.

— В машине на пастбище? — Она фыркнула. — Майк, я думаю, что мы с тобой просто вписали главу в учебник непристойности.

— Черт возьми, да это было чудесно и естественно.

— Звучит фальшиво.

— Нет, если вспомнить, что ты все время пыталась — и до сих пор пытаешься — превратить это в нечто, подобное пошлому кино. Видимо, придется что-то делать с твоим чересчур стыдливым отношением к тому, что случилось.

Она остановилась у ступенек, ведущих к гостиничному подъезду, и вздернула руку:

— Пожалуйста, Майк. Давай не будем спорить. Это было ошибкой, вот и все. Мы просто были как две овцы, которые заблудились ночью и услышали один и тот же рожок.

— Секс — это не какой-то там проклятый рожок, — резко ответил он.

— Но это и не любовь.

Она поднялась по ступенькам и вошла в здание. Он следовал за ней. Даже разозлившись, Майк не мог не восхищаться ее гладким и стройным станом, плавно переходившим в два округлых изгиба.

— Что ты делаешь? — спросила она, оборачиваясь к нему в тот момент, когда они уже наполовину преодолели внутреннюю лестницу.

— А что ты делаешь? — спросил он, вместо ответа.

— Иду к себе в номер.

— А я иду в свой. Он чуть дальше твоего по коридору, если помнишь.

— Ненавижу, когда за тобой остается последнее слово.

Майк улыбнулся. Хотел бы он знать, как наконец убедить ее в том, что он вовсе к ней не равнодушен. Но каким образом он мог выразить это лучше, чем уже успел выразить? К сожалению, время работало против него, а ведь оно было как раз тем, в чем он так нуждался в этой ситуации. Старое доброе время, которое нужно для того, чтобы люди узнали друг друга лучше.

Когда они добрались до ее комнаты, у Майка вдруг возникла сильная потребность вновь убедить Лесли в том, что весь ход ее мыслей порочен. Однако он сдержался. Он, возможно, и так слишком нажимал на нее, но она оставалась при своем мнении. Возможно, хороший сон ночью — это все, что ей нужно, чтобы вновь обрести какие-то виды на ближайшее будущее. Это было не отступлением в битве, но лишь перегруппировкой. Теперь он опасался одного: как бы Лесли не уехала из гостиницы ночью. Он решил, что обязательно договорится с четою Драго, чтобы они немедленно сообщили ему об отъезде Лесли, как только у том внезапно появится такое желание.

— Спокойной ночи, — сказала она, открывая свою дверь.

— Спокойной ночи, — сказал он, проходя мимо.

Отойдя от ее двери на два шага, он вдруг услышал приглушенное «о, нет!», которое донеслось из ее комнаты.

Сердце его ёкнуло, и он, развернувшись, бросился к ее двери. Заглянул в ее номер и челюсть его отвисла от изумления. Комната была перевернута вверх дном. Из выдвинутых ящиков комода свисала одежда. Ее багаж был в полном беспорядке. Стулья все повалены. Постельное белье сдернули с кровати, а матрац был сильно сдвинут в сторону.

— Я не отошел и двух шагов, а ты уже успела померяться силами со своей комнатой? — спросил он.

Она окинула его таким взглядом, от которого могли бы наступить заморозки в самой преисподней. Майк решил, что чувство юмора здесь вряд ли уместно. Она повернулась спиной к разгромленной комнате.

— Я не могу в это поверить! Уже второй раз за поездку!

— На сей раз они пробрались внутрь, — заметил он. — В отношении туристов английские преступники не так уж активны, но здесь много безработных. Безработица ввергает людей в отчаяние. Тебе лучше проверить, не пропало ли что-нибудь — деньги, паспорт или драгоценности.

— Деньги и документы я ношу с собой, а о каких-нибудь стоящих драгоценностях и говорить нечего. Их я оставила дома, а привезла только хорошую одежду. Разве что мои бриллиантовые запонки. — От этой мысли она даже вздрогнула. — Я разъярена.

Он снял свой пиджак, набросил ей на плечи и крепко обнял. Он не мог вынести, когда она казалась ранимой, и ненавидел любого, кто бы ни ввел ее в это состояние. Вместо вдруг пришедшего отчаянного желания что-нибудь пнуть, он в утешение произнес:

— Знаю. В этой поездке тебе что-то не везет.