По щекам Игре текли слезы. Она ответила тихо, так что Рольван не услышал голоса, только прочитал по губам:

– Нет. Нет!

– И не надо тебе ничего делать, – отрезала Аска. – Болен он. Сама его лечу, по-своему, травами, какие ведаю. Никому я его не отдам, ни тем, ни этим, ни вам, молоденькие господа. Хотела я вас в дом к себе зазвать погостить, да надо ли теперь…

– Мы спешим, Аска, – сказал Гвейр. – Спасибо тебе. Обещаю, в следующий раз мы никак не пройдем мимо твоего дома.

– Аска… – проговорила Игре и осеклась.

– И не думай. Мое это дело, а ты своим займись. Откуда ни пришло начало злу, изгнать его – ваше дрейвское дело. Ну-ка, скажи, не затем ли ты спешишь нынче?

– Да, Аска. Затем.

– И поспеши. Не плачь, не смущай свою старую Аску. Давай-ка, обними меня, и в путь. А ну вытри слезы!

Она повелительно кивнула Гвейру, и тот почти насильно забросил плачущую Игре в седло. Затем поцеловал в щеку Аску и забрал у Рольвана поводья своего коня.

– Прощай, – сказал он неловко. – И ты, Грат. Да будут к вам милостивы боги.

– Они всегда со мной, – твердо сказала старая женщина. – А ну-ка, стой. Возьми-ка вот это, девонька. Чую, пригодится.

Игре послушно наклонилась и приняла небольшой мех с горлышком, туго перевязанным шерстяной нитью.

– Что это?

– Сама сообразишь, коли понадобится. А не понадобится, так и говорить не о чем. Все, давайте уезжайте!

– Едем! – приказал Гвейр.

Игре громко всхлипнула и всадила пятки в кобыльи бока. Покупатели, продавцы и праздные гуляки с воплями шарахались в стороны, когда она вскачь промчалась между рядов и скрылась в глубине ведущей прочь улицы. Мужчины поспешили следом. Последнее, что заметил Рольван – втоптанные в пыль сушеные абрикосы под копытами своего коня.

Догнать Игре удалось уже на полпути к городским воротам. Почти не замедляя хода, проехали они по улицам, задержались у ворот, где выстроилась целая вереница желающих покинуть город, но вскоре уже скакали по дороге, ведущей от Сторкса к югу.

Мощеная серым камнем дорога вела вдоль заросшего тростником и осокой речного берега. Над зарослями и над водой то и дело раздавалось хлопанье крыльев и разноголосая птичья ругань. Игре не оглядывалась на спутников и только все подгоняла свою кобылу. Ее рыжие волосы развевались на ветру, как языки огня. Гвейр хмурился и встряхивал головой, что служило него признаком сильного беспокойства. За все время ни один из них не произнес ни слова до тех пор, пока наконец Гвейр, выругавшись, не подстегнул своего коня. Быстро догнав Игре, перегородил ей дорогу.

– Хватит! – воскликнул он.

– Что – хватит? Что?! – прокричала она в ответ.

– Хватит обвинять себя!

– Заткнись! – выкрикнула она с такой яростью, что подъехавший Рольван натянул поводья, не желая попасться ей на глаза. – Грат умирает, наш Грат! Его душа почти ушла, завтра его не будет, и все потому что я, я…

Ни за что на свете Рольван не пожелал бы вмешиваться в этот спор. Попасться на пути своре бешеных псов казалось безопаснее встречи с кричащей и плачущей Игре. Но полные обвинения глаза Гвейра встретились с его взглядом, и он услышал собственный голос:

– Потому что я служил епископу и тидиру, которые хотели уничтожить дрейвов.

Рыжие волосы взметнулись, как вспышка пламени, когда Игре рывком обернулась к нему. Рольван продолжил, не дав ей времени открыть рот:

– Это не ты виновата, не ты. Это я напал на вас, я с моими людьми. Если хочешь винить кого-то, вини меня.

Игре задохнулась и молчала несколько мгновений, прежде чем ответить. И сказала вовсе не то, что он ожидал услышать:

– Раз уж пришел убивать, должен был сделать все до конца. Зачем было оставлять нас двоих?

Подходящие и не очень, ответы промелькнули один за другим, но так и остались невысказанными. Рольван улыбнулся без тени веселья.

– По-моему, это еще не поздно исправить. Я с радостью, только скажи.

Игре ответила такой же безжизненной улыбкой. Вытянула руку, останавливая рванувшегося вперед брата:

– Тише, Гвейр. Он мне не угрожает.

Слезы ее высохли. Гвейр переводил подозрительный взгляд с Рольвана на сестру и обратно. Игре помолчала, размышляя, потом тряхнула головой:

– А от тебя и вправду бывает польза. Едем. Мы и так потеряли много времени.

– Я все пытаюсь понять, – признался Гвейр много позже. – Ты угрожал сегодня Игре. А она, вместо того, чтобы убить тебя за это, наоборот, успокоилась и назвала тебя полезным. Почему?

Как и раньше, Игре потребовала устроить ночной привал непременно в лесу, с тем, чтобы до рассвета поддерживать огонь в костре. Лес этот оказался влажным, полным засохших на корню и поваленных ветром гниющих стволов. Такие дрова больше тлели, чем горели, но Игре такой огонь подходил, а больше ничего и не требовалось. Убедившись, что все сделано, как надо и ей осталось лишь обнести огнем небольшую прогалину, где устроились люди и лошади, Игре ушла в лес – «подумать без вашего шуму», сказала она, хотя ни Гвейр, ни Рольван целый день почти не открывали рта. До темноты оставалось около часа.