Мулла зорко наблюдал за тем, как Рубленый по-хозяйски пересек барак и направился к противоположной стене, где на нарах помирал урка Вася Питерский. Вася умирал уже второй день. Он стал жертвой одного из тех бессмысленных побоищ, которые произошли в течение последней недели. Вася Питерский превратился в тень, которую уже никто не брал в расчет. Уважаемый урка не остался бы в одиночестве, если бы его корешей не перерезали раньше.

Рубленый нагнулся над Питерским и сочувственно поинтересовался:

— Болит, Васяня?

— Не твоя забота! — процедил сквозь зубы Питерский.

— А ты грубиян. И все-таки мне жаль тебя, — искренне посочувствовал Рубленый.

— Вижу, как тебе жаль. Смотри, соплю не пусти.

На лице раненого появилась болезненная гримаса.

— А ты остер на язык! — похвалил Рубленый. — Уже деревянный бушлат впору примерять, а все хорохоришься. Вот что значит вор старой закалки! Сейчас таких почти не встретишь — есть за что уважать. На прошлой неделе последних самых отчаянных в тундре закопали. Вот так-то! Ты посмотри вокруг! Все языки в задницу засунули. Боятся! Начни я кого-нибудь на куски резать, так они и не дернутся. А ты знаешь, зачем я к тебе подошел?

— Добивать…

— Угадал, — сощурился Рубленый, словно кот на солнышке.

— И чего же ты тянешь? Режь, паскуда! Или поизгаляться охота?

— А ты нетерпелив, Васяня. И слова у тебя бранные. Но если ты настаиваешь… — Сейчас Рубленый напоминал священника, который спешит положить на очи умирающего пятаки, чтобы успеть к торжественному венчанию. Повернувшись к корешам, стоявшим рядом и в молчании слушавшим их диалог, Рубленый проговорил: — Задушите его. Терпеть не могу крови…

За несколько дней Рубленый крепко придавил всех воров. Мулла полагал, что следующим на очереди стоит он и давить его Рубленый будет так яростно, что треск пойдет по всей зоне.

Шельма подошел незаметно, тронул слегка Муллу за плечо. Голова его заговорщицки качнулась, и тот понял — пора! Два часа назад Афанасий прошелся по лагерю, чтобы разведать, кто из воров не побоится поднять голос против Рубленого. Таких оказалось очень немного, но и их было вполне достаточно, чтобы бросить бывшего жигана к отхожему месту.

— Рубленый, а не слишком ли много ты на себя берешь? — произнес Мулла и увидел, как на его голос почти одновременно с разных концов барака поднялось несколько зэков — к его удивлению, их было значительно больше, чем он предполагал. Видно, Рубленый успел надоесть многим.

— Уж не Мулла ли это тявкает? Малай-малахай, жить не хочешь? Я уж думал, ты давно сдох, а ты, оказывается, еще по зоне ковыляешь!

Рубленый даже позабыл о Васе Питерском — сжал губы, свел брови к переносице. Ему теперь предстояло более важное занятие, чем кромсать падаль.

Мулла шагнул вперед — сколько же раз ему приходилось умирать за последнюю неделю! — и выдохнул:

— Пасть захлопни, сучара!

Еще один шажок. В движениях Муллы присутствовала заметная ленца и осознание собственной силы. И тут он увидел, как с нар поднялось еще несколько воров — все они сжимали в руках ножи, только у одного была неизвестно откуда взявшаяся велосипедная цепь.

— Убей его! — кратко и зло распорядился Рубленый, посмотрев на стоявшего рядом с ним двухметрового детину, фонарным столбом возвышавшегося среди прочих.

— Это же Мулла! — тихо произнес великан.

Глаза его округлились, того и гляди оставят привычные орбиты и пустятся наутек. Видимо, парень был из тех, кто еще умел уважать авторитет старых воров.

— А по мне, так хоть сам Аллах! — не повышая голоса, жестко отрезал Рубленый.

Зэки тесным кольцом обступили кодлу Рубленого. Среди них были те, кого Коля уже успел превратить в «марьиванну», и сейчас они с нетерпением ожидали отмщения. Иным не нравилось стремительное возвышение Рубленого, а многие хотели наказать Рубленого за беспредел.

— Ты на меня пасть не разевай, я тебе не раб! — угрюмо огрызнулся верзила, показав лошадиный оскал.

Кодла отступила от своего пахана на полшага, тем самым невольно очертив вокруг него какой-то невидимый круг. Сейчас Рубленый стоял в середине этого круга, и над ним, словно нимб святого, повисла опасность. Эту мгновенную перемену ситуации почувствовали все. Ему бы не приближаться к роковой черте, за которой стояли остальные воры, смешаться вместе со всеми, сделаться как можно незаметнее… Но он как будто не замечал всеобщего немого негодования и насмешливо бросил вызов судьбе:

— Штуцер по ветру держишь, падла! Нового хозяина себе высмотрел! Думаешь, он тебе на клюв бросит. — Рубленый презрительно посмотрел на верзилу. — Ну что же вы стоите, давайте, режьте своего пахана! Только я просто так не дамся!

Он вырвал из-за пояса нож и очертил им круг. «В мужестве Рубленому не откажешь», — подумал Мулла, оставаясь невозмутимым: за последнюю неделю ему приходилось наблюдать зрелища и посильнее.

— Длинный, как твое погоняло? — спокойным голосом обратился Мулла к верзиле.