«Христианский аскетизм всегда имеет в виду бесконечно богатый мистический мир, высшую ступень бытия. В моральном же аскетизме Толстого нет ничего мистического, нет богатств иных миров. Как отличается аскетизм бедняжки Божьего св. Франциска от толстовского опрощения. Францисканство полно красоты, и нет в нем ничего похожего на толстовский морализм. От св. Франциска родилась красота раннего Возрождения. Бедность была для него Прекрасной Дамой. У Толстого же не было Прекрасной Дамы. Он проповедовал обеднение жизни на земле. Ему чужда идея мессианского пира, которая мистически воодушевляет христианскую аскетику» [643] .

Но и здесь видна разница между Бердяевым и Булгаковым. Если Бердяев говорит прежде всего о христианском богатстве иных миров, то Булгаков говорит также и о здешнем мире:

«И потому с новой силой мироутверждения, которую потеряло язычество, несмотря на свое миробожие, христианство привязывает к миру, научает любить жизнь, самую теплоту жизни. И замечательно, что и в евангельской истории чередуются оба этих мотива: мироотреченности и мирорадования, я готов сказать – жизнерадостности. Брак в Кане Галилейской, “исцеление и благотворение” всех приходящих, эта жалость к человеческому горю, к скорби отцов и матерей, сестер и братьев, и этот обед или ужин запросто у какого-нибудь бытовика, мытаря или фарисея, и это радование на цветы полей или на детское личико – о, сколько всего этого в Евангелии, что так мало мирится с суровой мироотреченностью. Свет и тени положены в Евангелии рядом и так же резко, как кладет их южное солнце, под которым оно проповедалось» [644] .

Аскетизм для Булгакова не только средство познания самого себя, Бога и образа и подобия Божия в себе, но и духовный фактор развития культуры, общества и мира. Цель аскетизма в том, чтобы «ощутить свою свободу от железной необходимости или естественных законов и в этой свободе познать Бога» [645] , и так как христианство – учение о спасении этого мира, оно делает человека ответственным и перед своим историческим делом [646] .

В этом смысле образ человека у Булгакова оказывается даже более активным, творческим и революционным, нежели у Бердяева, который хотел быть более революционным, чем современные ему революционеры.

Таким образом, о различии между антропологиями Булгакова и Бердяева можно сказать, что оно заключается главным образом в обосновании и в последствиях понимания человека как образа и подобия Божия.

Для сопоставления антропологий Булгакова и Бердяева на основании нескольких текстов первой половины их творчества можно выделить следующие четыре категориальные структуры:

1) Человек и личность: Человек – образ и подобие Божие. Каждая личность единственна, наделена особыми качествами и талантами, но все равноценны перед Богом. Здесь Булгаков и Бердяев различаются в определении свободы, зла, в понимании смысла страдания и возможностей разума.

2) Человек и другие: Основанием человеческих отношений должен быть христианский завет любви к Богу и к ближнему, как к самому себе. Общество должно быть организовано согласно нравственному праву и долгу. Иерархия оправдана в отношении индивидуальных талантов и призвания людей. Общественный идеал у Булгакова воплощается в церкви. У Бердяева любые социальные учреждения всегда имеют принудительный и потому отрицательный характер. У обоих понимание власти очень различается.

3) Человек в мире: Человек призван к творчеству в мире. У Бердяева смысл истории относится к каждой отдельной личности и ее совершенствованию. Он остается на довольно отвлеченном уровне. У Булгакова каждый человек есть необходимая часть богочеловеческого процесса. Он все силы должен вложить в то, чтобы достоинство каждой личности как образа и подобия Божия было обеспечено в любой политической и общественной системе.

4) Человек не от мира сего: Перспективы человека не ограничены земной жизнью. Он находит утверждение своей личности в вечности и живет между двумя мирами. Значение религии и христианства у Булгакова и Бердяева различно. По Бердяеву, христианство есть прежде всего утверждение и оправдание личности в личности Христа. Однако его цель универсальное бытие, что является противоречием. По Булгакову, христианство есть не только религия личного спасения, но и истинное общение между людьми и историческая сила в богочеловеческом процессе. Если у Бердяева человек решается следовать за Христом и осознает самого себя, свою личность через Него, то у Булгакова именно Христос освобождает человека и открывает в нем существо духовно свободное.

Главное различие между Бердяевым и Булгаковым, или, используя выражение самого Булгакова, размежевание между их параллельными духовными путями, заключается в противоположности их мировоззренческих перспектив: Бердяев философским образом судит по человеку о Боге: «Если существует высшая природа человека, призвание к высшей цели, то существует и Бог, то есть вера в Бога. Если же нет Бога, то нет и высшей природы человека, то остается только социальный муравейник, основанный на принуждении» [647] .

Бердяев предполагает, что у человека есть высшая природа, и поэтому Бог существует. Абсолютно свободный человек – это доказательство существования Бога. Поэтому Бердяев теряется в антиномии творческой свободы и тварности человека.

Булгаков же богословским образом судит по Богу о человеке. «Образ Божий в человеке надо понимать реалистически, как некоторое повторение, которое ни в каком случае не есть тожество с Первообразом, напротив, непреходимо от него отличается, но в то же время существенно ему причастно. Человек создан по образу и подобию Божию. Образ Божий дан человеку. Он вложен в него как неустранимая основа его бытия, подобие же есть то, что осуществляется человеком на основе этого образа, как задача его жизни» [648] .