Когда Виталий пришел к ней в спальню, Мария Васильевна сидела у стола, держа на коленях Танечку. Перед ними лежала книжка и цветные карандаши.

Скрипнула дверь. Мария продолжала раскрашивать картинку.

— Мусенька, не сердись на меня… Я… полностью виноват… прости…

Теперь на ее глазах появились слезы. Они безудержно закапали на раскрашенного медведя.

— Мусенька… Ты знаешь мои нервы… А я был виноват… ну и… погорячился.

Он подошел к жене и попробовал обнять за плечи. Она брезгливо сбросила его тяжелые руки.

— Уйди…

— Мусенька, я тебе расскажу, как все было с этой Зиночкой. Все это случайно, и давно кончилось…

— Мне это неинтересно… Да и не в том дело…

— А в чем же?..

— Во всем твоем поведении за последнее время…

— Мусенька… ты должна простить меня… Слышишь… Ради нашей любви…

— У тебя ее никогда и не было. Я раньше была просто слепа.

Виталий стал на колени. Танечка со страхом подобрала ножки, прижавшись всем телом к матери, обхватила ручонками ее шею.

— Мама!..

Мария с ужасом поймала себя на том, что она опять поддерживает этот разговор при ребенке.

— Я тебе отвечу потом… А пока уйди отсюда.

Виталий Андреевич воспринял это как первый шаг к примирению:

— Спасибо, Мусенька… Я знал, что у тебя добрая душа… Я во всем виноват… Ты меня прости… хотя бы ради детей.

Он покрыл поцелуями ее руки и вышел из комнаты, сутулясь как старик. Цветной карандаш опять неровно заскользил по бумаге. «Какой же ты мелкий, подленький, трусливый… Как я могла этого не замечать? Что увидела в нем? И эта Зиночка тоже…».

На смену медведю пришел горный козел. Танечка хотела, чтобы он был раскрашен непременно зеленым.

«И ты еще смеешь обвинять меня! Иван Иванович… Он выше подозрений. У него благородная душа. Он умеет уважать женщину, любить детей».

У зеленого барана вырастали оранжевые рога.

Зиночка не получала ответа. Виталий Андреевич не приходил ни к магазину, ни на квартиру. Первые дни она ждала его, задерживалась при выходе с работы: может быть, подойдет? Никуда не выходила из дома. «Вдруг придет, а меня нет». Но постепенно она привыкла к мысли, что надеяться ей не на что.

Может быть, все так и пошло бы дальше, не стрясись с нею новая беда. Неожиданно арестовали директора магазина, где она работала. И теперь Зиночка не знала, как ей быть дальше. Временно исполняющий обязанности директора предупредил ее, что по штату машинистка не положена, а держать ее на ставке продавца-браковщика, как это делал Мирослав Стефанович, он не имеет права.

«Что же я теперь буду делать? Куда пойду?» Зиночка нагнала на себя страху черными думами о себе и судьбе будущего сына. «Послушалась Виталия… Ушла из Дома творчества».

Просить помощи было не у кого. Конечно, машинистка с ее квалификацией работу найдет. Но Зиночке казалось, что обязательно нужна протекция большого начальника. А где его, этого начальника, взять? Можно было сходить к Николаю Севастьяновичу. Но Зиночка уже давно начала избегать встречи с теми людьми, которые знают ее и Виталия. Особенно она стеснялась Мазурука, который после праздничного вечера больше всех имел право упрекнуть ее в чрезмерной привязанности к своему начальнику. «Все это произошло из-за Виталия!» После долгих колебаний она решила пойти в Дом народного творчества.

Ловить Виталия Андреевича на выходе ей не позволила маленькая женская гордость, которая вдруг проснулась в ней. Она решительно поднялась на второй этаж и остановилась у широких дверей, обитых белой клеенкой. Сердце, не то от нахлынувших чувств, не то от то-го, что быстро поднималась, усиленно стучало в груди.

Сколько раз она раньше бралась за дверную ручку и считала это самым обычным делом! А теперь ей показалось, что она открывает дверь в какой-то особенно близкий и родной уголок. Она постояла минутку, давая сердцу время успокоиться, изошла в приемную.

— Вам кого? Приема сегодня нет, — предупредила Зиночку секретарь-машинистка.

— Мне нужно Виталия Андреевича.

— Вам же сказано, что приема нет, — настаивала секретарь-машинистка. — Кроме того, Виталия Андреевича нет, и… я должна уйти.

— Идите, — равнодушно согласилась Зиночка. — Я подожду.

— Но надо же запереть приемную.

— Никуда я не пойду. Мне Виталий Андреевич велел прийти к четырем часам, — соврала Зиночка. — Я до вас работала здесь.

— А… — выдохнула собеседница. Должно быть, она уже кое-что слышала о своей предшественнице. — Тогда вы посидите, а я через несколько минут вернусь.