Зиночка осталась одна. Вечер подкрался к окну на цыпочках и закрыл его призрачным покрывалом темноты. Но вот улица вспыхнула огнями, и уличный мрак исчез. Зиночка подошла к столу, за которым когда-то сидела, и заглянула в темноту. В окне маячил каштан. Он, обращая на себя внимание одиночеством и тоской, протягивал голые ветки к свету огромного дома и, казалось, молил о помощи, просил защитить его от наступающей студеной зимы.

Зиночка прижалась к стеклу, не отрывая взгляда от несчастного дерева. Вот с длинной унылой ветки сорвался последний, чудом державшийся листочек и закружился, опускаясь на землю. Она не видала, как он упал, но почувствовала, что там, внизу, налетевший порыв ветра подхватил его и потащил по мостовой.

Зиночка еще долго не отходила от окна. Вновь и вновь вспоминала последние события в своей жизни. «Одна со своим горем. Даже с мамой поссорилась! Как этот листочек… оторвалась от дерева…».

Слегка уладив семейную неурядицу, Виталий Андреевич поспешил на работу. Саженными шагами поднявшись на второй этаж, он хлопнул дверью в свой кабинет раньше, чем Зиночка успела что-нибудь сказать. Зиночка вошла вслед за ним. Виталий Андреевич с кем-то разговаривал по телефону. Увидев ее, он бросил в трубку резкое: «Позвоните позднее. Сейчас я занят!» — и поднялся ей навстречу.

— Зиночка! Зина…

Порывисто подошел к ней. Остановился. Проникновенно заглянул во влажные женские глаза. И медленно, как бы сдерживая себя, обнял Зиночку за плечи, крепко прижал к своей груди.

— Зиночка… как хорошо, что ты пришла. Я так соскучился… так истосковался, что не могу уже без тебя. Я вначале думал: ну — всё. А теперь вижу — не вынесу разлуки с тобой. Сегодня я приезжал к тебе… но не застал дома.

Виталий Андреевич мягко усадил Зиночку в кресло. Перегнувшись через стол, нажал кнопку звонка. В дверях появилась уже вернувшаяся секретарь-машинистка:

— Софья Марковна, вы можете быть свободны. Кабинет и приемную я закрою сам.

Софья Марковна наклонила голову в знак согласия и молча вышла, блеснув на Зиночку глазами, полными любопытства.

Зиночка сейчас была награждена за все муки и душевные терзания последних дней. Она торжествовала. «Любит». Когда за секретарем закрылась дверь, Зиночка поделилась с Дроботом своим горем.

— Виталий… Мирослава Стефановича арестовали…

Хотя Дробота подготовил к этому сообщению еще Николай Севастьянович, но все же слова Зиночки болезненно отозвались в нем. Его лоб покрылся холодной испариной. Он выругался: «Чёрт!»

— Тебе, Зиночка, надо уволиться с этой работы. Теперь там пойдут другие аресты, допросы… Что да к чему… Только нервы трепать.

— Я к тебе с этим и пришла. Там, оказывается, я была внештатной единицей. Деньги получала по другой должности.

— Вот и отлично. Подавай завтра же заявление.

— Куда же я денусь? — с тоской спросила она.

— Тебе надо отдохнуть.

— А на что мы с мамой будем жить?

— Я сумею обеспечить мою жену. Сегодня я уже говорил с Марией о разводе. Она согласилась. У нее же капитан есть.

«Мою жену!» Раньше Виталий называл ее просто «котик», «Зиночка». Правда, он говорил о разводе с Марией Васильевной, но все это было как-то далеко. А сейчас, услышав это слово в применении к себе, Зиночка вспомнила детей Виталия, Марию Васильевну, и ей почему-то стало стыдно, будто ее поймали с украденной булкой.

Виталий вынул из кармана толстый кожаный бумажник и извлек из него две сложенные сторублевые бумажки.

— На первое время хватит, а через денек еще дам.

Зиночка легонько отодвинула от себя хрустящие в кургузой руке бумажки.

— Нет. Не надо. Я как-нибудь так… Только вот работа…

— Ну, ты меня обижаешь, — перебил он ее. — Неужели ты будешь стесняться моей помощи? Наконец, ты не имеешь права отказываться от денег, — он понизил голос почти до шёпота: — Я их даю не тебе, а будущему сыну.

Услыхав впервые из уст Виталия о будущем сыне, Зиночка почувствовала, что слабеет.

— Мне бы, Виталий, работу… Может быть, посоветуешь, куда пойти?

— Никуда тебе идти не надо. Я нашел для тебя квартиру. Покупаю за четыре тысячи две комнатки. На первое время нам хватит.

Зиночка не знала, что ответить: Виталий Андреевич опять начал усыплять ее совесть рассказами о счастливом будущем. Но она все же сделала последнюю попытку освободиться от злых чар.

— Виталий, зачем тебе эти комнаты? У тебя же особняк. А я пока проживу с мамой в одной своей.

— Его я оставлю Марии. Пусть не думает, что я крохобор. А с мамой тебе жить нельзя. Она настраивает тебя против меня.

На прощанье он крепко поцеловал Зиночку.

— Буду у тебя завтра к вечеру! А сегодня уже проводить не могу. Занят.