— Это он.

— Опять пришел мою душу печь огнем, — гневно заворчала Пелагея Зиновьевна.

— Ой, мама, он ненадолго. Скажет о работе и уйдет.

Пока Зиночка отпирала дверь, мать накинула на плечи платок, собираясь уходить. Виталий Андреевич вежливо с ней поздоровался. Но Пелагея Зиновьевна только пробурчала что-то в ответ и вышла.

— Все еще сердится на меня? И за что только?

— Да это она так… на меня. За то, что не работаю, — пробовала Зиночка оправдать поведение матери.

Виталий Андреевич сделал вид, что поверил ей.

— Я же тебе говорил, что моя жена работать не должна. Вот вчера я начал дело о разводе…

Вешая на крючок его пальто и шляпу, Зиночка тяжело вздохнула:

— Ох, Виталий, Виталий… Как ты терзаешь всем этим мою душу. Устала я все время чего-то ждать.

Он бережно поднял на своих мускулистых руках ее упругое тело и, подойдя к кушетке, посадил рядом с собой. Зиночка легонько освободилась из его объятий.

— Не надо, Виталий, себя тревожить. У тебя семья… Я долго думала над этим и решила, что не имею права ее разбивать.

А потом… Нина Владимировна… Не хочу порочить ее память… Ты ее любил по-настоящему…

— Да, котик, ты права. Память о Нине все время живет во мне… Она мне дорога, как самое святое. Но никто, кроме тебя, не понимает всей горечи моей утраты. За последнее время люди как-то от меня отвернулись. Никто не сочувствует, никто не понимает. Начал дело о разводе, и в облисполкоме на меня стали косо посматривать: семью, мол, разбивает.

Он не делал попыток привлечь Зиночку к себе. Сидел на кушетке, облокотившись руками на колени. Смотрел на сучок в полу и говорил будто сам с собой, не обращая ни на что внимания.

— Ты, Виталий, мужчина… Должен побороть свое горе. И разводиться не надо.

— Только ты мне приносишь облегчение. Без тебя нет у меня жизни. А на плечах такое горе, такая утрата…

Он закрыл лицо руками. У Зиночки сжалось сердце. Могла ли она оттолкнуть любимого человека, который в тяжкую минуту жизни пришел к ней за сочувствием и лаской! Она наклонилась над ним и потянула за руки, стараясь оторвать их от его лица.

— Виталий, не надо. Успокойся, Виталий…

Он очнулся. До боли сжал в своих ручищах ее пальцы.

— Зиночка! Ни секунды не могу быть без тебя. Ты мне являешься во сне. Я теперь разделяю всех людей на тех, кто похож на тебя, и на тех, кто не имеет с тобой ничего общего. Увижу где-нибудь издалека полную женщину в коричневом пальто, как у тебя, и сразу замрет в груди, хотя знаю, что это не ты. Особенно близка ты мне стала после того, как я узнал о нашем будущем сыне. Я для него купил белье — приданое…

— О-о, Виталий… — вырвалось у нее.

— Нам надо с тобой побыть хотя бы немного вдвоем. Чтобы никто не мешал. Люди черствы и эгоистичны. Они неспособны понять такую любовь, как наша.

— Почему, Виталий, ты так плохо обо всех думаешь? Мне кажется, что хороших людей у нас больше, чем плохих.

— Это только кажется. Хотя тебе двадцать четыре года, но ты жизни еще не знаешь. Люди только с виду хороши, а в душе все подлые.

— Нет, Виталий! Этого не может быть! А ты сам, а Нина Владимировна? Неужели ты стал бы ее любить, если бы она была плохим человеком? А потом Николай Севастьянович, Павел Антонович…

— Какая ты наивная… И тем еще милее и дороже… Нам надо с тобой уехать. Но вместе мы не можем. Сначала придется уехать тебе. Я принес путевку в Лобаново.

— А ты, Виталий? Опять я буду без тебя.

— Нет. Ну какая ты, право… — успокоил он ее. — Я тоже к тебе приеду. Возьму отпуск и приеду. Сниму в селе дачку, и мы будем вместе. Но все должно остаться в секрете. Никому и ни под каким предлогом не рассказывай об этом, даже матери. А я пока займусь как следует разводом. Поживем мы с тобой на даче месяцок, что-нибудь и надумаем.

Зиночка, скрепя сердце, согласилась.

Дробот решил окончательно, что больше тянуть нельзя, надо ехать лечиться. Получить путевку ему не составляло особого труда. Организм нуждался в капитальном ремонте, что ему и засвидетельствовали врачи. А опять все те же хорошие знакомые сумели выделить путевку в лучший санаторий Сочи.

Виталий Андреевич вернулся домой радостный.

— Вот. Еду в Сочи лечиться.

После одного из визитов капитана отношения Марии и Виталия слегка улучшились, но все же были далеки от нормальных. Сейчас Виталий старался делать вид, что между ними все уже улажено.

Радостное, сияющее лицо Виталия удивило Марию и чем-то встревожило. «Неужели ему так надо ехать зимой? Летом всей семьей ездили на два месяца в Одессу».

Но она вспомнила, что последнее время он часто жаловался на свое здоровье, на простуженные в полесских болотах ноги, на расстроенные нервы. «Должно быть и правда, ему надо полечиться».