Шрифт:
– Бомба. Квасова Раиса Николаевна.
– Не, не было такого.
Посохин почти с тоской посмотрел в окно.
– Может кто-то другой проходил?
– Не-е, – выпятив нижнюю губу, помотал головой Дронов.
– Хорошо. Спасибо.
– Да, че, там. Делов-то.
Дронов опять почесал шею.
– А! Слушай, – выставил он вперед растопыренную пятерню, словно рэпер. – Я там мужика в тот раз видел. Когда туда шел. Я начал вниз на луг спускаться, а он в это время к мостику через Серебрянку подъезжал. Вспомнил ведь. Башка еще работает.
– Ну-ну! – встрепенулся Посохин. – Что за мужик? Какой из себя?
– Мужик как мужик. Ехал на велике. Длинный такой. В кепке-восьмиклинке. Рубашка на нем в клетку еще была надета.
– Что за клетка? – уточнил майор.
– Ну, мелкая такая клетка, квадратиками. Черные квадратики, белые квадратики. Серые квадратики. Вроде… И еще джинсы на нем были. Синие.
– Лица не видел?
– Так он впереди был! Вернее, справа. Я не то что не видел, а так… Как бы сказать? Вполоборота! Если граммов двести накатить, я его мордашку сразу вспомню. Не всю, конечно.
Дронов поскреб пальцем висок.
– А! На нем кроссовки еще были с тремя полосками. «Адидас»! Их даже издалека хорошо видно.
– Возраст его можешь предположить?
– Ну, постарше меня, в натуре. Лет сорок.
– Может, ты и велосипед запомнил?
– Велосипед? Как его запомнишь?! Велик и велик. С багажником, с крыльями. Такой, как раньше делали. Несовременный вел. Черный! О, опять вспомнил.
– Отлично, Иван! Помог родной стране.
– Ну!
Дронов от похвалы прямо расцвел.
– Не заметил, велосипед был с ручным тормозом?
– Нет. Кажется, нет. Я пойду, Петрович? Меня там пацанва моя ждет.
– Еще один вопрос. Расскажи-ка мне про вашу схватку с Квасовой.
– Это когда она на меня с молотком кинулась? Да что рассказывать-то? Народу там было до хрена – все видели, что не я начал. Подумаешь, телка какой-то там занюханный цветочек съела! Не розу же… А эта старая прокладка на меня прямо от ворот с молотком сиганула! Что, мне надо было ей лоб подставить? Клумба ее! Улица ее! А то не яйца! Или не по закону?
– Все нормально. Угроза была реальной, и оборонялся ты в пределах допустимого нашими российскими законами. Ты же не пинал ее ногами?
– Нет.
– Ну вот. Она, когда шлепнулась, кричала, что засудит тебя на полмиллиона?
– Ага! – Дронов снова расплылся в улыбке. – Я тогда чуть не писанул от смеха. Нашла миллионера! Ну, что? Можно мне идти?
– Жарких тебя отвезет.
– Да не надо. Я сам дойду. Что я, инвалид?
– Иван, заслужил. Старший лейтенант тебя на своей отвезет, не на государственной.
– А че, получается, что этот мужик Райку грохнул? – поднимаясь со стула, спросил Дронов. – Ну, который на велике ехал?
– Трудно сказать. Ты о нем пока не распространяйся. Хорошо?
– На хрен он мне сдался.
Глава 27
Жарких поднялся на украшенное прорезной резьбой, но уже заметно обветшавшее крыльцо дома Табаниных и кулаком постучал в обитую клеенкой дверь.
– Клавдия Ивановна! К вам можно? Клавдия Ивановна!
Дверь почти сразу распахнулась, и на улицу выглянул белобрысый подросток лет шестнадцати с бестолково-беспощадным взглядом, в растянутой красной футболке с черепами. Его ровному загару цвета кофе с молоком могла позавидовать любая ведущая с какого-нибудь развлекательного телеканала.
– Здрасьте! – сказал он с недоумением.
– Привет! – улыбнулся Жарких. – Василий дома?
– Нет его. А что надо?
– А ты Славик? Братан его младший?
У парнишки забегали глаза.
– Брат, а что?
– А ничего. Маму не позовешь?
– Она на огороде бурьян дергает.
Звонкие согласные Славик произносил так мягко, что даже для ушей Жарких, уроженца Черноземья, эти звуки были неприятны. Старший лейтенант едва удержался, чтобы не поморщиться.
– Проводи меня к ней.
– Зачем?
Жарких вздохнул.
– Слышь, ты, младший брат, много вопросов задаешь! Я тебе сказал, проводи меня к матери. Будь любезен.
– Пошел ты!
Подросток потянул дверь на себя.
Жарких одной рукой придержал дверное полотно, а второй схватил парня за ухо и вытащил его на крыльцо. Тот заорал:
– Ай, блин!
Старший лейтенант отпустил ухо и подтолкнул Табанина-младшего к ступенькам.
– Пошли к матери. Мне надо с ней поговорить. Я из уголовного розыска.