Шрифт:
– Это не я у Волчихи с прилавка бейсболку взял! Это Костыль! Я только на стреме стоял! – соскочив с крыльца и пятясь задом, выпалил Славик.
Жарких, стоя на ступеньках, оглядел двор и прикинул, в какую сторону может побежать от него этот шустрый паренек.
– Ладно, пацанчик, я тебя прощаю. Костылю скажешь, что старший лейтенант Жарких приказал ему бейсболку вернуть хозяйке, или я к нему сам наведаюсь. И тогда ему будет мучительно больно за бесцельно прожитые годы.
Последнюю фразу старший лейтенант услышал однажды от Посохина. Она ему так понравилась, что он стал ее частенько использовать в беседах с правонарушителями.
– Он вернет. Матери моей только не говорите!
Жарких неторопливо, чтобы не спровоцировать паренька на побег, спустился по ступенькам во двор.
– Не скажу. Можешь не дергаться. Но у меня к ней есть еще одно дело.
– С-с-с! – приложив к уху ладонь, втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы подросток. – А-а-а!
– Пошли, пошли! Хватит болеть.
– Да иду я!
Огород у Табаниных был немаленький – соток пятнадцать. Посадки картошки занимали, наверное, две его трети. В дальнем углу огорода дергала сорняки худенькая женщина в возрасте.
– Ма! – крикнул подросток. – К тебе из ментовки пришли!
Женщина выпрямилась и приложила ладонь козырьком ко лбу.
– Чего ты там еще натворил, стервец?! – крикнула она пронзительно.
– Ничего! С тобой поговорить хотят!
Женщина вытерла руки о подол платья и, переступая через грядки, подошла к полицейскому.
– Здрасьте! Вы про этого балбеса говорить собрались? – сказала она с раздражением и посмотрела на сына.
– Здравствуйте! Нет, про старшего.
– А тот недоумок что учудил?
– Клавдия Ивановна, он просто свидетель, – как можно спокойнее сказал Жарких. Старший лейтенант уже не раз убеждался, что разговор на повышенных тонах редко бывает продуктивным. – Подскажите, где его можно найти? По телефону связаться с ним нам не удается. Оператор отвечает, что он находится или вне зоны доступа или телефон отключил.
– Так он на рыбалку уехал. Еще в понедельник.
– А куда?
– А черт его знает?! Славка, куда он поехал?
Подросток замялся.
– По затылку хочешь получить, зараза?! – прикрикнула на него мать.
– Сказал, что на остров хочет смотаться порыбачить.
– А когда он вернуться собирался? – спросил Жарких.
– Не сказал он.
– Он продукты с собой брал?
Славка открыл рот, и хотел было ответить, но, видно, передумав, стал с большим интересом что-то рассматривать за проволочной изгородью на соседнем участке.
– Че там? Не пойму…
Мать дернула его за рукав.
– Ты рыльник-то не вороти, а отвечай, когда человек тебя спрашивает.
– Он взял вещмешок с сухарями… Пачку соли… Еще чай… Банку варенья вишневого.
Славка всем своим видом демонстрировал, что он отвечает под жутким психологическим давлением, подчиняясь фатальным обстоятельствам, и считать его стукачом ни старший брат, ни этот мент не имеют права.
– Он мог еще картошку и сало взять. Надо в погребе посмотреть, – заметила Клавдия Ивановна.
– Не стоит. Спасибо большое!
– А вы его не арестовывать пришли? Вы уж сразу скажите, если виноват он в чем.
– Нет, все нормально. Мы хотели с Василием только поговорить. Уточнить кое-что надо. Детали там всякие.
– Слава богу! А то он мне слово давал не влезать в темные дела. Только-только пять суток отсидел. Я уж думала, опять придется к Нестерову идти и за него просить. Ох, и подарил же Господь сыновей!
Глава 28
– Павел Петрович, Табанина дома нет. На остров уехал на рыбалку, – с виноватым видом доложил Жарких майору. – Чего я теперь Карельскому скажу? Он мне приказал Ваську сегодня к двум часам доставить. Вот, повестку даже дал.
Посохин в сердцах бросил ручку на стол и откинулся на спинку кресла.
– Черт! Что за дело? Не одно, так другое. Ты не догадался кого-нибудь из дружков Табанина найти? Может, кто-то из них знает этого Стаса?
– Обижаете, шеф! Двух самых близких Васькиных приятелей я нашел и опросил. Терпеливо, с любовью. Никакого носатого Стаса они в глаза не видели.
– Точно не видели?
– Мне показалось, что не врут. Были почти трезвые. Я даже обещал им бутылку поставить, если они, хотя бы одного Стаса из Васькиного окружения вспомнят. Через полчаса моих страданий эти дебилоиды назвали только Стасика Карася. И все, полный запор! А Карася я и сам знаю. Ростом не выше ста семидесяти и нос у него как у Павла Первого. Бабами он не интересуется – года три назад в сугробе переночевал. Он мне сам рассказывал. И велосипеда у него, сто процентов, отродясь не было. Он без отца рос.