– А ты хороший.

Алекс вытер пальцами слезы на ее глазах и поцеловал девушку в губы. Губы у нее были соленые и беспомощные. Она не противилась и не отвечала. Так они простояли некоторое время. Алексу не хотелось прерывать этот их невольный порыв друг к другу, но было стыдно пользоваться мгновеньем ее слабости.

Он уже решил отстраниться, но почувствовал, как она потянулась к нему всем своим существом. Ее губы жарко ответили на его поцелуй, руки обхватили его голову. Все ушло, и остались только они вдвоем.

Алекс забыл, что он босс огромной компании и приехал в Россию по делу. Марина забыла все свои страхи. Он был ее первый мужчина, но почему-то она совсем не боялась. Она не помнила, как они оказались на тахте, не поняла, куда делась ее одежда. Не заметила, как разделся он. Не ощутила той самой особой боли, о которой шептались ее подруги. Они стали одним единым существом, и все остальное не имело никакого значения…

Она открыла глаза и близко-близко увидела его лицо. Алекс смотрел на нее нежным взглядом:

– Здравствуй, Марина.

– Здравствуй, Саша, – прошептала она и улыбнулась.

Теперь Марина знала, что такое счастье.

США. Нью-Йорк. 2000 год. Март

Овдовев, Линда Кели продала свой семейный дом в западном предместье Нью-Йорка и перебралась в центр города. Она купила квартирку-студию в районе центрального парка. Типичное американское «холостяцкое» жилище, где единственная комната служит кухней, спальней, столовой и кабинетом. Балкон Линды выходил на Большой сквер. По будням сквер пустовал, по праздникам там устраивали представления для детворы, а вечерами играли музыканты.

Гнездышко одинокой женщины особым уютом не отличалось. Два компьютера, полки со справочниками и словарями, книгами по маркетингу, психологии, журналистике. По всей квартире, включая ванную, валялись газеты и еженедельники. Кели дома бывала редко, а, возвращаясь из поездок, заниматься уборкой ленилась.

Фотографию погибшего летчика вдова повесила в изголовье постели и пока хранила, ему верность. Кроме прочего, для этого у нее сложились идеальные предпосылки – она так уставала от работы, что о сексе думала редко. Случалось, ночами ей снились жаркие объятья, крепкие мужские руки, а по утрам ныла грудь. Но заводить разовых поклонников из чисто физиологических соображений Линда себе не позволяла. Во-первых, ей было это противно, во-вторых, берегла репутацию. Миссис Кели работала на виду и подставляться остерегалась.

Поначалу старик Слободски относился к племяннице своего заместителя как к девочке, которой надо помочь. Но Линда проявила себя блестящим работником, и уже через год ее в нью-йоркском бизнесе знали. Недаром незадолго до кончины Иван Алексеевич утроил жалованье молодой сотрудницы. Смерть старика Линда переживала остро, хотя никто об этом не догадывался. На людях чисто американская улыбка не сходила с ее кукольного личика. Но встречу с новым боссом она откладывала намеренно. Наконец их разговор состоялся, и Линда решила, что компанией теперь правит самоуверенный юнец. Она даже подумывала, не приискать ли другое место.

Знавшие Линду недолго или имеющие с ней поверхностные отношения обычно воспринимали миссис Кели как типичную стерву-карьеристку, готовую по головам ближних шагать к своей цели. Что вовсе не соответствовало действительности. Линда относилась к той редкой породе красавиц, которые ходят в офис не ради куска хлеба и не из желания показать на людях свои бедра и грудки. Служба, работа составляла главный смысл ее существования. Оттого ей было далеко не безразлично, тянет ли она воз заодно с бездарностью и тупицей или помогает талантливому, перспективному руководителю. Идея взять бразды правления в собственные руки, самой стать боссом Линде совершенно не импонировала, ее специфическая женственность проявлялась в желании помогать мужчине, но мужчине достойному. Алекс Слободски таким достойным мужчиной ей не показался.

Однако, будучи человеком объективным, Линда все же решила свое первое впечатление перепроверить.

Она открыла внутренний сайт компании, набрала пароль и отследила три недели нового руководства. Картина получилась любопытная. Первую неделю молодой Слободски не проявлялся вовсе. Зато начиная со второй его активная деятельность возрастала с каждым днем. Линда исследовала кухню его работы, и антипатия к молодому патрону сменилась восхищением. За смехотворный срок так разобраться с махиной синдиката, его производством, финансовыми возможностями и перспективами на рынке мог только очень одаренный и смелый человек. Кели сделала этот вывод по тем распоряжениям, которые отдавал босс. Проигнорировав мнение совета директоров, Алекс прекратил финансировать ремонт двух старых заводов на Юге, приказав выставить их на торги, и перевел все средства в развивающиеся предприятия Севера – рискованный, но сулящий большие прибыли шаг. Водку на Севере употребляли чаще и в большем количестве. Да и экспорт оттуда мог расширяться активнее. Столь же решительно он заменил трех престарелых директоров, с почетом отправив их на пенсион, молодыми специалистами. Причем выдвинул новые руководящие кадры из недр самой компании. Решение это Линда сочла вполне обоснованным, а исполнение его тактичным. Затем последовало открытие нового производства в Нью-Йорке. За линию безалкогольного пива давно ратовал ее дядя, но запустить цех удалось после прихода Алекса, Иван Слободски на это много лет не решался.

«Мальчик с головой», – заключила Линда и решила Алексу помогать. И тут же получила щелчок по носу – в Россию Алекс ее с собой не взял. Послание от молодого босса с отказом в командировке Линду взбесило. Заставить ее год возиться с русской прессой, разбираться в мафиозных и политических кланах, выяснять подноготную российских олигархов и не позволить за это, хоть в качестве элементарной благодарности, посмотреть на страну собственными глазами, по ее мнению, было свинством. «Сволочь ты, Слободски. Твой дед никогда так бы не поступил».