— Портрет я купила сама, — сказала Манагуа. — Здесь была любимая комната моего отца, он готов был разорить нас, лишь бы приобрести все это. После его смерти, во время нескольких обысков отсюда украли довольно много предметов меньшего размера. Моя мать утверждает, что они представляли гораздо большую ценность, чем те, которые остались… Простите, я так много болтаю… Впрочем, если бы не помощь капитана де ла Маса, мы бы потеряли этот дом.

— Де ла Маса был вашим женихом?

Она кивнула.

— Он часто бывал здесь?.

— Он фактически жил здесь последние два года.

— Вы знаете, что с ним произошло?

— Знаю. Собственно говоря, понятия не имею, что именно, но знаю, что его нет в живых.

— Еще один нескромный вопрос: откуда вы это знаете?

— Мне сказал наш общий знакомый, сеньор Оливейра. Где он теперь? Я не знаю, где теперь сеньор Оливейра. Он боялся, что его постигнет такая же участь… И предпочел исчезнуть.

— Он не сообщил вам, куда едет?

— Обычно все удирают через Гаити или из какого-нибудь доминиканского порта на частных яхтах и рыбацких ботах… Вам не следовало сюда приходить. Вы подвергаете меня опасности.

— Я пытаюсь разоблачить убийц капитана. Разве вам это не доставит удовлетворения?

— Тем более вам не следовало сюда приходить. Я не получу никакого удовлетворения. Я не любила Октавио.

— Третий нескромный вопрос: разве такую красивую девушку, как вы, можно было заставить жить с нелюбимым?

— Женщинам любить не полагается, на любовь имеют право мужчины. Октавио меня любил.

— И оберегал вас от Национальной доминиканской полиции?

— И оберегал меня, мою мать и наш дом от Национальной доминиканской полиции… Вам пора уходить, мы не в Вашингтоне. Вы должны понять мои опасения.

— Я не понимаю только вашего спокойствия. Капитан де ла Маса писал вам письма?

— Почему вас это интересует?

Я протянул ей фотокопию письма де ла Маса, написанного в тюрьме.

В комнате было темновато, Хуана подошла к окну и там два раза перечитала письмо. Сев на табурет, она отдала мне его.

— Понимаю. Они хотят обвинить его в убийстве, — сказала она.

— Я не сомневаюсь, что де ла Маса этого не писал.

— Да. Я покажу вам его письма. В этом только подпись подделана неудачно… Очевидно, они не предполагали, что кто-нибудь сфотографирует письмо… Я поступаю очень неразумно, что столько говорю, я не должна ничего рассказывать. Вы уладите свои дела и вернетесь в Штаты, а я останусь здесь, на их милость, до конца жизни.

— Если бы я раньше с вами познакомился…

— Не говорите так. Мне эти песенки хорошо знакомы, я нередко их слышу… Надеюсь, вы никому не передадите наш разговор.

— Не могли бы вы показать мне какое-нибудь письмо сеньора де ла Маса?

Хуана принесла несколько писем. Де ла Маса писал ей из многих городов и стран. На одном конверте я обнаружил штемпель нью-йоркской почты с датой «11 марта»… На следующий день был похищен де Галиндес.

— Вы можете мне оставить этот конверт?

— Берите. Но не забывайте, что моя жизнь в ваших руках. Меня не интересует, обвиняет ли кто-нибудь Октавио в убийстве, которого он не совершал. Мне его не жаль. Мне жаль себя; в том положении, в каком я оказалась после его смерти… Скажите, а вам жаль Мерфи? Он тоже был влюблен.

— Мне не жаль Мерфи. Почему же я вмешиваюсь в эту историю? Потому что не могу примириться с существованием системы, при которой людей, чаще всего невинных, убивают без суда, при которой безнаказанно уничтожают личных врагов правящей семьи. Не для того мы платим им налоги, служим в армии, работаем за полцены и поддерживаем их, чтобы нас убивали. С этим я не могу примириться. Если бы Мерфи умер от воспаления легких или от рака, я бы ни к кому не имел претензий.

— Но ведь так и могло случиться. Когда они кого-нибудь уничтожают, я уговариваю себя, что убитые умерли от рака или попали под машину. Их отсутствие среди нас в обоих случаях имеет одинаковый смысл: они перестают существовать. Мой убитый отец умер от рака. Разве я не права?

— Нет. Но сохраняйте эту иллюзию. Ее человек создает, когда он бессилен.

За Ван Оппенсом следили.

Когда он входил в дом Манагуа, его заметили люди Тапурукуары и остались ждать, пока он выйдет.

Они видели, как, выйдя оттуда, он пересек Авенида Сан-Кристобаль и направился прямо в квартиру Оливейры. Может быть, Хуана дала ему адрес? Агенты поджидали его внизу. Один из них по телефону сообщил Тапурукуаре о маршруте Ван Оппенса.

Тапурукуара приказал ему продолжать слежку. Двум другим агентам он велел ждать его у дома Манагуа; сейчас он к ним присоединится.

Тапурукуара приехал очень скоро.

Он нетерпеливо ударил колотушкой в дверь, однако никто не открывал. Тогда он отыскал звонок, изо всех сил нажал кнопку и так и стоял, не отнимая руки.