«Гренада, Гренада,

Гренада моя!»

«Братишка» Шейнкман-«Светлов» в 1926 году и не предполагал — как ему через 10 лет здорово повезет, как история ему подфартит с Испанией.

По обе стороны в испанском конфликте участвовали русские изгнанники — белогвардейцы: и в армии Франко было много белогвардейских офицеров и казаков, списки которых можно без труда найти сегодня в интернете, и в коммунистических отрядах были белогвардейцы из французского «Комитета возвращения на Родину», которые пытались выслужиться перед Советской властью и «заслуженно» вернуться в Красную Россию.

Сталин вмешался во внутренние дела Испании по причине, которую озвучил, выступая на пленуме 26 ноября 1936 года, нарком иностранных дел Валлах-Литвинов: «Наши враги утверждают, будто мы добиваемся создания на Пиренейском полуострове коммунистического советского государства, которое мы намерены даже включить в Советский Союз. В случае с Испанией мы имеем дело с первой крупной вылазкой фашизма за пределы его родины. Если бы эта попытка удалась, то не было бы никаких гарантий от повторения её в более обширном масштабе в отношении и других государств».

Это было сказано в узком кругу, а не в газетах для масс. То есть — в данном случае не шла речь об очередной попытке распространения «мировой революции», а о попытке остановить распространение противоположной марксизму идеологии патриотического сплочения — фашизма. А с прагматичной точки зрения понятно, что Сталин в этой испанской заварушке хотел подольше задержать Гитлера и его союзников, интенсивно готовясь к грядущей войне. Если бы Гитлер не отвлекался на противоборство в Испании до 1939 года, если бы, например, фашисты победили бы в Испании в 1936 году, то многие последующие действия Гитлер совершил бы намного раньше.

Немаловажным для Сталина было также поддержать в Испании своих по идеологии под лозунгом: «Мы не хотим фашистской Испании» и выполнить свой «интернациональный долг». В то время советские газеты писали: «Освобождение Испании от гнета фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а общее дело всего передового и прогрессивного человечества».

И если бы Испания стала социалистической, стала на путь построения коммунизма, то понятно, что это обрадовало бы Сталина, и СССР было бы немного легче на международной арене. Эту карту «советизации» активно разыгрывали в фашистских странах и антикоммунисты различных стран — внушая «массам» и пугая общественность, что СССР ведет крайне агрессивную политику «мировой революции», стремится советизировать Испанию и всю планету. Лица полпреда СССР в Испании М. Розенберга и проводившего операции в Испании начальника Разведупра Генштаба Шимона Урицкого лишний раз напоминали о «мировой революции». Да и свои товарищи из Коминтерна своими бравыми высказываниями иной раз заставляли оправдываться, например, как во время беседы в 1936 году Сталина с американским журналистом Роем Говардом,

Говард: «Но разве американские делегаты Броудер и Дарси не призывали на 7-м Конгрессе Коминтерна, состоявшемся в прошлом году в Москве, к насильственному ниспровержению американского правительства?»

Сталин: «Признаюсь, что не помню речей товарищей Броудера и Дарси. Совершенно неправильно было бы считать Советское правительство ответственным за деятельность американских коммунистов».

Говард: «Да, но этот раз речь идет о деятельности американских коммунистов, имевшей место на советской территории, в нарушение пункта 4-го соглашения Рузвельт-Литвинов».

И эта поднятая шумиха по поводу угрозы советизации сильно мешала Сталину сплотить международный блок против Гитлера, вернее — «советизация» была для лидеров различных стран веским мнимым поводом не мешать Гитлеру осуществлять симпатичные для них его «восточные» убеждения и планы. Чтобы как-то минимизировать видимое присутствие большого советского контингента в Испании всем офицерам, солдатам, советникам были даны испанские псевдонимы, сам Сталин, чтобы скрыть непосредственно своё участие в этой истории шифрограммы подписывал псевдонимом — «Иван Васильевич». В своём выступлении на расширенном заседании Военного Совета 2 июня 1937 года Сталин отметил: «Тухачевский и Уборевич просили отпустить их в Испанию. Мы говорим: "Нет, нам имен не надо. В Испанию мы пошлем людей малоизвестных". Посмотрите, что из этого вышло. Мы им говорили — если вас послать, все заметят, не стоит. И послали людей малоизвестных, они же там чудеса творят. Кто такое был Павлов? Разве он был известен? Штерна вы знаете? Всего-навсего был секретарем у товарища Ворошилова. Я думаю, что Штерн не намного хуже, чем Берзин, может быть, не только хуже, а лучше. Вот где наша сила — люди без имени».

В истории с Испанией для Сталина был ещё один немаловажный фактор — личный враг Бронштейн-Троцкий, который уже давно пытался на левом поле за пределами СССР захватить пальму первенства, лидерства, а в Испании у него было много сторонников, которые занимали весьма активную позицию. Поэтому для Сталина было немаловажным в Испании потеснить Троцкого, не дать ему заработать на испанских событиях авторитет и популярность, а при удобном случае — и дискредитировать его и его сторонников, и сохранить за собой доминирующее влияние на левом поле.

Сталин несколько месяцев наблюдал за ситуацией в Испании и в октябре 1936 года решился на вмешательство во внутренние дела этой страны. В соответствии с решением Лиги Наций Сталин 26 августа запретил экспорт военного снаряжения в Испанию. Но поскольку Италия и Германия это решение игнорировали, как и требования начавшей работать 9 сентября 1936 года в Лондоне «Комиссии по невмешательству», которая пыталась предотвратить превращение войны в Испании в очередную общеевропейскую войну, и активно поставляли в Испанию своих солдат и оружие, то 24 октября 1936 года правительство СССР заявило, что не может себя считать «связанным соглашением о невмешательстве».