«Странное решение, – думал Волков. – Жить с бывшей женой, которую ненавидишь. Почему не расселиться? Не уехать? И когда он узнал, что квартиру по какой-то причине Елагина переписала на родственницу?»

Волков ехал по адресу и всё не мог выбросить из головы, что Елагин знал, кто убил его жену. Но это было в какой-то другой реальности. А в этой?

Он позвонил в дверь. Дверь открыла беззубая подвыпившая женщина.

– О, – воскликнула она. – Ты что ли? Ты мой маленький, Пашка! Заходи! Утю-тю-тю.

Волков оторопел.

– Вы меня знаете что ли?

– А ты меня нет как будто? Ну, посмотри на меня. Кто я? А? – женщина становилась в позы и вытягивала губы. – Ну вот так посмотри, ну? Дурак ты, Волков. Ну, посмотри, посмотри!

Волков её не узнавал.

– Ну Таня, ну? – раздраженно сказала женщина.

– Терентьева? – сам испугался своего предположения Волков.

– Ну! А чо не похожа что ли?

Женщина закатила глаза и прошла в комнату.

– Слышь, гость дорогой пришел, – буркнула она кому-то и засмеялась. – эй-эй?

Волков вошел. Повсюду стояли переполненные пепельницы, белье весело прямо над головой. Собака сидела в прихожей и, повизгивая, чесала ухо.

– Слушайте, женщина, – не мог он ее назвать Таней Терентьевой! – А у вас проживает Елагин?

– Да вот он, видишь тело? Дрыхнет. – махнула она рукой в сторону тела.

Волков увидел всклокоченную голову торчащую из одеяла с сизым от пьянства лицом.

– Эй, Егорыч, – толкнул его Волков.

– Ну-у-у мг-х-м-м-у, – протянул что-то нечленораздельное Егорыч.

– Воды хочет, – пояснила Терентьева.

Женщина набрала воды и нетвердыми шагами направилась к Егорычу.

– Дождик, дождик, – приговаривала она, набирая в рот воду и поливая Егорыча.

– Ну не надо что это мг-х-м-м-у вообще, – бурчал он.

– Егорыч, это я, Волков. Ты меня знаешь? – спросил Волков.

Егорыч прищурил глаза, попытался сфокусировать взгляд.

– Ты чего пришел? – спросил Егорыч.

– Узнал меня? Поговорить пришел.

Егорыч повернул голову к Терентьевой.

– Кто это? Убери его, – брезгливо поморщась, он накрылся одеялом с головой.

– Егорыч, а ты знаешь, кто твою жену зарезал? – спросил Волков.

– Ну знаю, – ответил Егорыч из-под одеяла и засмеялся. – Корреспондентка.

– Так, – Волков схватил у Терентьевой стакан с водой и вылил на голову Егорыча.

– Ой, мокренько стало, – отозвался Егорыч. – А ты еще тут что ли? Таня, ты зачем его привела? М-м-м?

Таня уже спала на кресле. Волков схватил Егорыча за майку.

– Слушай старик, ну говори, что знаешь. Ты же жил с ней, кто ее хлопнул?

– Да откуда я знаю, это самое, отвянь, – Егорыч слабыми руками пытался оттолкнуть Волкова.

– Ты знал, что она квартиру переписала? Знал?

– Да на кой черт мне ее квартира, не нужна она мне, – мотал головой Егорыч.

– Так может это ты, а? – тряс его Волков.

– А может я, – старик захохотал. – Вот было бы хорошо, если я!

– Никакого толку с тебя, – подытожил Волков и толкнул старика на кровать.

«Надо было еще разыскать родственницу, – обдумывал Волков, – на которую квартира записана. С чего бы это Елагина проделала такую махинацию? И этого рыжего».

– Алло, театр, – набрал номер телефона Волков.

– Да, театр, – томно ответила ему вахтерша.

– Знаете, хочу своей маме подарок сделать. Так она любила ходить в ваш театр, Олег Иванович так хорошо играл. И вот это вот: «Кружится, кружится пестрый лесок», – запел Волков.

– Ах, – воскликнула вахтерша. – Какое чудо! Олег Иванович неподражаемый артист, неподражаемый. Такая потеря для нашего театра.

– Да что вы! А где же он?

– Очнулись! Уехал, уехал, уже много лет, как уехал! – горько вздохнула вахтерша.

– Как же можно! Предать родной театр! Пошел искать лучшей жизни, должно быть, ох, как это понятно, – негодовал Волков.

– Да что вы, у Олега Ивановича тогда умерла мама, он отменил все свои репетиции и поспешно-поспешно уехал.

– Какое горе, – причитал Волков. – А куда? Благодарная публика всегда следует за артистом в нашей стране.

– Вы знаете, в спешке даже оставил не тот адрес. Все письма поклонников возвращаются обратно. Я тоже писала, – шепотом поделилась она.

– Как жаль, как жаль, – сказал Волков и повесил трубку.