— Я вас понял, — поспешно ответил Амирхан. — Этим я займусь сам. Я найду таких старцев, их немало. Люди долгие годы ждали вашего прихода. А племянник приготовит списки.

— Вот и хорошо! — одобрил Конрад — такое начало ему понравилось.

— Хочу еще попросить вас, господин уполномоченный…

— Пожалуйста, я вас слушаю.

— Может быть, в первый день… нехорошо с этого начинать. — Легкий румянец покрыл смуглое лицо Амирхана, а голос стал тише. — Но дело важное…

— Зачем же тогда откладывать, если важное. — Конрад особо не настаивал, но решил до конца выдерживать вежливый тон. — Прошу, говорите. Битте! Нам вместе делать одно большое дело.

— Речь вот о чем… О предприятиях моего отца. Он имел здесь фабрики и небольшие заводы, жилые дома. Я оросил бы их мне вернуть. Хотя особой спешки в том и нет… — Амирхан замолчал: ему показалось, что он насторожил уполномоченного своей просьбой.

— Мы к этому вопросу еще вернемся, господин Амир Таран, — сдержанно ответил Конрад.

Он, разумеется, сразу мог сказать со всей прямотой, что не намерен пока возвращать бывшим хозяевам их владения, как это делали белогвардейцы в гражданскую войну, настраивая население против себя. Уроки истории, как наказывал отец, нужно учитывать. Однако этому туземцу, думающему только о своей выгоде, Конрад, естественно, не станет открывать своих карт. Пусть надеется и ждет.

Еще один вопрос интересовал Амирхана.

— Скажите, господин уполномоченный, Вильгельм Эбнер не ваш родственник? Возможно, отец?

— Вы правы — отец, — удивился Конрад. — Вы знаете моего отца?

— Еще бы! — радостно вымолвил Амирхан. — Я сопровождал его в горах в восемнадцатом году.

— Вот как?

— Передавайте ему огромный привет. Не желает ли посетить нас? Когда-то он был влюблен в этот край…

— Может быть, и посетит когда-нибудь.

Конрад долгим взглядом проводил покидающего кабинет гостя, узкоплечего и чуть сутуловатого. От разговора с этим Тараном на душе Эбнера остался неприятный осадок. В первую же встречу заговорил он о своих владениях. Вполне возможно, только это и волнует его. Правда, секретная служба дала на него короткую, но убедительную характеристику: «Ярый враг Советской власти». «Посмотрим, как проявится это в деле, — скептически размышлял Конрад, скрестив руки на груди. — Нельзя обольщаться на счет здешних туземцев».

На центральной площади городка стояли танки, фургоны, орудия. Развалины строений окаймляли ее всюду. И только полууцелевшая гостиница глядела закопченными проемами окон.

Внимание Карла Карстена привлек белобрысый танкист, он сидел на башне танка и подбирал на губной гармошке мотив лезгинки. Мелодия звучала вяло и фальшиво. Карл повернулся и направился в сторону комендатуры.

— А-а, это ты. Проходи, садись, — указал на кресло Конрад. — Ты что такой мрачный?

— Прошелся по городу. — Карл сел на стул у окна, вызвав непонятную ему улыбку у Конрада. — Постоял на площади, у гостиницы. Точнее, у того, что осталось от нее. А помнишь прощальный ужин, который организовали нам горняки?.. Теперь — кругом уныло. Дома разрушены. Городок будто вымер, никого на улицах.

— Ты знаешь, и у меня возникло желание повидать кого-нибудь из наших общих знакомых, — повернул разговор Конрад.

— Захотят ли они нас видеть?

— Война, дружище, без жертв не бывает.

— Война…

— Потерь и у нас не так уж мало, — заметил Конрад сухо. — Мы уже на Кавказе, а русские продолжают бессмысленное сопротивление. Пора бы им сложить оружие. Но жизни простых людей их лидерами никогда не ценились…

— Мне показалось, что люди попрятались, — продолжал Карл Карстен уныло, не обращая внимания на слова Эбнера. — И оттуда, из укрытая, смотрят на нас, как на чудовищ.

— Болезненное воображение, как известно, рисует страшные картины, — не одобрил Конрад и стал перебирать на письменном столе бумаги, как бы давая понять Карстену, что у него нет времени заниматься пустыми разговорами.

Карл и на этот раз не обратил внимания на замечания Эбнера, заговорил далее о том, что его волновало.

— Скажу откровенно, я не думал, что окажусь здесь, — обронил Карстен с горькой усмешкой.

— Не понял. — Конрад поднял голову, перестал возиться с бумагами. — Что ты этим хочешь сказать? — Серые глаза были сердиты. — Не ожидал, что мы окажемся на Кавказе?

— Ты прекрасно понял, что я имел в виду, — ответил Карл хладнокровно. — Не мыслю я себя в роли такого вот проводника.

— По-твоему, и эту работу нужно было взвалить на кого-то другого?! — повысил голос Конрад. — А ты бы совершал лишь приятные спортивные восхождения и позировал фотографам и кинооператорам? — Эбнер с некоторым опозданием сообразил, что не должен был говорить таких резких и обидных слов, подумает еще, что они продиктованы завистью к славе Карстена. — Мы — солдаты, Карл, — поспешил он тут же сменить тон. — Каждый из нас должен делать все, что может, и даже невозможное. Такую мы взвалили на себя миссию — помочь самоопределиться кавказским народам. Или ты придерживаешься иных взглядов?

— Не будь циничным. — сказал Карл с неприкрытой досадой. — Генерал Блиц утверждает, что, прежде чем двинуть дивизию на перевал, необходимо взять под контроль ущелье, занять находящиеся вблизи прохода высоты.

— Что же тебя в этом не устраивает? — удивился Конрад.

— На это уйдет по меньшей мере недели три-четыре, — рассуждал вслух Карл. — А генерал намеревается выйти к морю через неделю. И кроме того, еще на Эльбрусе за это время водрузить флаг. Реально ли это?

— Генерал Блиц, скажу тебе откровенно, — произнес Конрад снисходительно, как будто не придавая особого значения возражениям Карстена, — покорил в своей жизни не одну высоту. Его дивизия — гордость рейха. Он побывал на голубых ледниках Швейцарии, во французских Альпах. «Снежными барсами» называют его солдат. Тебе это известно не хуже, чем мне. — Эбнер поднялся из-за стола, подошел к окну — вдали виднелись снежные горы, под белесой тучей скрывался двуглавый Эльбрус. — Очень скоро там, на Эльбрусе, будет установлен наш флаг. Страна готовится к этому торжественному событию. С вами пойдут кинооператоры…