Немцы прекратили огонь, не зная, что предпринять. Эта неожиданная тишина беспокоила Учу. И когда через несколько минут немцы с криком бросились на гору, ведя огонь только из автоматов, он вздохнул с облегчением. Что-то напряглось внутри у него, подобно тетиве лука, и он превратился в стрелу, готовую в любой момент сорваться и поразить наступающего противника. Когда вражеская цепь достигла пня, Уча изо всех сил крикнул:

— Огонь… — и нажал спусковой крючок. Ударила короткая очередь. Немец, шедший отдельно, упал в снег. Партизаны дали залп. Человек десять немцев осталось в снегу. Остальные, спеша и не обращая внимания на мертвых, то попадая в сугробы, то выбираясь из них, продолжали двигаться вперед.

— Огонь… — опять крикнул Уча. Раздался второй, еще более мощный залп, сопровождаемый короткими пулеметными очередями.

Немцы как по команде зарылись в снег и открыли сильный огонь, стараясь прикрыть тех, кто оттаскивал раненых.

— Вот так надо воевать! — бросил Уча Павле, который даже не пошевельнулся.

Немцы еще несколько раз безуспешно пытались перейти в атаку. Расстояние между ними и партизанами было теперь уже так невелико, что можно было разглядеть знаки различия на их мундирах. Они беспрерывно вели сильный огонь по редкой неровной цепи партизан, которые больше не отвечали.

— Несколько человек убито! — крикнул Станко.

«Патронов нет, ужасно!» — вспомнил Уча. Но немцы не дали ему долго раздумывать. Они снова пошли в атаку, и снова партизанский залп повадил их в снег.

«Почему Павле не приказывает отходить?» — подумал Уча, посмотрев на комиссара.

— Мы любой ценой должны задержать их, — произнес Павле в ответ на его взгляд. Помолчав немного, как бы оценивая действие своих слов, он добавил: — Пока наши не вытащат раненых. Понял?

«Но почему же я не приказываю отступать?» — в испуге спросил себя Уча. Ему было ясно, что бой проигран, и проигран по его вине. Нужно сразу, быстро принять решение, пока еще не поздно. Но произнести слово «отступление» у него не было сил. Не глядя на Павле, он в страхе спросил:

— Что будем делать?

— Быстро двигайтесь на Црни Врх, а я с группой Илии останусь здесь для прикрытия, — решительно сказал Павле.

— Нет! Ты уходи, а прикрывать буду я. Это моя обязанность, — возразил Уча и подумал: «Я виноват во всем. Тебе-то легко геройствовать!»

— У нас нет времени рассуждать. Приказывай отступление!

Уча дрожащим голосом передал команду.

Продолжая сильную стрельбу, немцы приближались, перебегая от дерева к дереву.

— Павле! Иди с отрядом! — умоляюще сказал Уча.

— Вот она, твоя тактика! — язвительно прошептал комиссар. Уча с ненавистью поглядел на него, хотел сказать что-то обидное, но сдержался.

Укрываясь за деревьями, Павле быстро пополз через открытое пространство. Немцы заметили его и начали осыпать огнем.

«Готов…» — пронеслось в голове Учи. Он отвернулся, чтобы не видеть… Пот выступил у него на лбу.

Почувствовав, что партизаны отступают, немцы вновь поднялись в атаку, но Уча вместе со Станко и взводом Николы задержали их. Потеряв несколько человек, немцы снова залегли. Уча перевел дыхание и посмотрел в сторону хребта. Партизаны в беспорядке отступали.

— Бегут, как стадо! Да разве это армия? Ой-ой-ой! Если немцы только один пулемет на фланге поставят — и готово!.. Станко, ты видишь, что они делают?

Павле приполз обратно и занял свое прежнее место в укрытии.

— Ты что, с ума сошел? Зачем ты вернулся?

— Прикрывать отступление.

— Я же сам прикрываю! Умру, а не дам немцам выйти из леса.

Немцы двинулись снова…

— У меня убит второй номер! — крикнул Станко.

— Товарищи! Гранаты! — в ярости командовал Уча, отцепляя гранаты и подпуская врага на бросок. Но, следя за немцами, он в то же время ежеминутно поворачивался к хребту. Отряд в беспорядке, медленно отступал. «Скорей, скорей, ради бога… скорей…» — шептал про себя Уча, сжимая холодный ребристый корпус гранаты. Немцы подошли еще ближе… Уча ударил взрывателем о приклад, встал и из всей силы швырнул гранату в толстого высокого немца, который с автоматом шел впереди. Послышался взрыв еще нескольких гранат, и на мгновение наступила прерываемая стонами тишина. Каска толстого немца катилась по снегу, описывая кривую.

— Наши разбиты на левом фланге! Никола отступает! — доложил Станко.

Уча обернулся. Несколько человек из взвода Николы бежали по открытому хребту, обстреливаемые немцами. Большая часть уже уходила в лес, хотя неприятель вел по ним пулеметный огонь.

— Сколько у тебя осталось патронов? — спросил Уча у Станко.

— Полный диск!

— Только?

— Только!

— А у меня всего несколько штук… Сейчас они опять двинутся. Павле, отходи со Станко… Справа, вдоль леса. — Уча дрожал и умоляюще глядел на Павле.

— Нет, ты уходи! Я отступлю последним! — сурово ответил Павле, и Уче показалось, что он презрительно улыбается.

Немцы все не поднимались, видно уславливались о чем-то.

— Павле! Товарищ! Прошу тебя, уходи! Если с тобой что-нибудь случится… Понимаешь?.. — И Уча без всякой необходимости бросил вторую, последнюю, гранату. Павле и Станко приподнялись и поползли по опушке. На позиции остался один Уча. Он снова посмотрел в сторону хребта. Отряд почти скрылся в лесу. Только тела убитых партизан чернели на снегу. Уча зарылся с головой в сугроб, слез у него не было. Не целясь, он нажал спусковой крючок. Раздалась короткая очередь… Он с отчаянием продолжал нажимать крючок, пока у него не заболел палец, но пулемет молчал.