— Что? — хмуро спросил Бахметьев.

— Анна. Я не могу оставить всё так, как оно есть. Я не имею права…

— Поедем к Ивлеву. Сразу после Пасхи, как только дороги просохнут. Уверен, Иван Сергеевич что-нибудь посоветует. Только позволь мне остаться с тобой.

— Это неприлично, Юра.

— Плевать я хотел на приличия. Поздно запирать ворота, коли лошадь убежала из стойла, — возразил Георгий. — Весь Петербург ещё долго нам кости перемывать будет. Иди ко мне, — раскрыл он ей объятья.

Вера шагнула к нему и прижалась щекой к тёмно-зелёной ткани мундира на его груди:

— Я всё боюсь, Юрочка, что нам опять что-нибудь или кто-нибудь помешает.

— Никто нам не помешает. Караулов отправится на каторгу, туда ему и дорога, ни моя мать, ни Дашков более не станут чинить нам препятствий.

— Оставайся, — провела кончиком пальца по его губам Вера. — Будь, что будет.

Казалось, в доме никто не удивился тому, что гость не уехал с наступлением вечера, а остался в усадьбе. Да и от кого таиться было? Вся прислуга уже давно знала о взаимоотношениях хозяйки и молодого барина из соседнего имения. Даже Майер совершенно невозмутимо воспринял появление за ужином его сиятельства.

Ужин закончился довольно поздно. Майер первым откланялся и оставил княгиню Одинцову и графа Бахметьева наедине. Вера всё не решалась оторвать взгляд от тарелки. Георгию приготовили спальню в том же крыле, где находились и её покои. Ей безумно хотелось остаться этой ночью с ним, но она так стеснялась своего располневшего тела, что даже намёком не высказала ему, что хотела бы видеть его в своей спальне. Он сам заговорил о том.

— Позволь мне сегодня быть рядом, — улыбнулся он, пытаясь поймать её взгляд.

Вера вздохнула:

— Боюсь, ты будешь разочарован, Юра. Я ведь не та, что прежде.

— Ты — самая прекрасная женщина на земле! Ты — лучшее, что у меня есть, — поднялся он из-за стола.

Остановившись за её спиной, Георгий положил ладони ей на плечи.

— Я люблю тебя, — склонился он к её уху. — И мне совершенно не важно, как ты выглядишь нынче.

— Пойдём, — поднялась со стула Верочка.

Её пальчики скользнули в его ладонь. Поднявшись в будуар, она отослала Дуняшу и прошла к дверям в спальню.

— Ваше сиятельство, — обернулась она к нему с лёгкой полуулыбкой на устах, — вынуждена просить вас быть моей камеристкой.

— С большим удовольствием, — отвесил театральный поклон Георгий.

И до того стало светло в душе, легко и радостно на сердце. Может оттого, что вновь видел её улыбку, вновь слышал тот шутливый тон, что так успел полюбить.

Расстёгивая пуговки на её платье, Георгий то и дело касался губами тонкой шеи, гладил обнажившиеся плечи. Платье упало на пол, но ни он, ни она не обратили на то ни малейшего внимания. Как давно не были вместе, как истосковались по ласковым прикосновениям к обнажённой коже. И отнюдь не пылкое желание владело обоими, но от нежности щемило сердце, кружилась голова, так хотелось коснуться, прижаться губами к губам. Тонкие пальцы пробежали по широкой обнажённой груди, чуть задержались на красноватом шраме от полученного ранения.

— Боже, верно, тебе было очень больно? — подняла голову Вера, заглядывая в непроницаемые тёмные глаза.

— Не так больно, как услышать, что ни дня не любила меня, — обнял её Георгий, а потом вдруг подхватил на руки так, что Вера испуганно охнула и, обвив руками его шею, всем телом приникла к нему.

И как же хорошо было лежать рядом, тесно прижавшись к нему, вдыхать знакомый запах. Вера таяла, когда длинные пальцы Георгия перебирали рассыпавшиеся по подушке льняные локоны, едва касаясь кожи, гладили тонкие ключицы. Каким блаженством было слышать изумлённый вздох, когда под его ладонью шевельнулось дитя в утробе.

До самой Пасхи граф Бахметьев гостил в Покровском, и когда наступило Воскресенье Христово вместе с Верой поехал в сельский храм, встав подле неё с зажжённой свечой в руках. Шептались кумушки соседские, но враз примолкли, когда сама графиня Бахметьева по окончанию крестного хода подошла к молодой паре и, расцеловав в обе щеки ошеломлённую Верочку, с улыбкой на устах произнесла:

— Христос воскрес, Вера Николавна.

— Во истину воскрес, Лидия Илларионовна, — смущённо отозвалась Верочка.

— Приезжайте к нам в Бахметьево, — тронула она за рукав сына. — Алексей Николаевич быть обещался нынче.

— Будем, маменька. Непременно будем, — целуя мать в щеку, заверил её Георгий.

Помогая Вере подняться на подножку экипажа, Георгий приказал вознице ехать в Бахметьево. Вера прислонилась головой к его плечу и тяжело вздохнула.

— Мне бы не хотелось ехать туда, — тихо заметила она. — Наверняка будут гости, как ты объяснишь моё присутствие там?

— Мне легче объяснить твоё присутствие, чем моё отсутствие подле матери в такой день, — довольно сухо заметил Георгий.