По мнению автора, переход с ЖЖ на сайт повлиял на качество написанного: «В этой книге гораздо больше литературы, чем публицистики». На самом деле сетований по разным поводам здесь куда больше, чем литературы и публицистики, вместе взятых. Скажем, Кемерово обидело его тем, что после спектакля «не было ни одного букетика». Копенгаген вогнал в депрессию ужасным рестораном, где кормили сушеным мхом. Париж вывел из себя своим аэропортом («Не знаю более неудобного и дурацкого аэропорта, чем Шарль де Голль»). Норвегия оскорбила ценами на вино («В Краснодаре за эти деньги можно купить три бутылки такого вина»). И так далее. Впрочем, более всего Гришковца выводит из себя «неуместная и несвоевременная погода»: в Уфе и на Урале «меня преследовали жара, сушь и яркое солнце», «в Питере мерз», «мы не просто замерзли, а задубели», на юге зимой «ужасно холодно и неуютно». Внимательно прочтите авторский пассаж о белой чайке, которая, «как всякое редчайшее существо, капризна, нервна и даже истерична, а также нежна и ранима. Все более стойкие и спокойные твари встречаются в мире в гораздо больших количествах, чем нежные и чувствительные». О ком тут автор горюет — о чайке? о себе?

Дорогие россияне! Если не занести Евгения Валерьевича в Красную книгу, он наверняка замерзнет от холода и завянет от жары. Или уж, по крайней мере, останется без котлет.

Михаил Задорнов. Записки усталого романтика. М.: Эксмо

Михаил Задорнов умеет считать копеечку. Жуликоватые импресарио, которые посягают на его доходы, вызывают тихую ненависть. Фамилию одноклассника, который увел у него три почтовые марки, он не забудет до пенсии. Когда в Египте гид-хитрюга выманил 50 баксов у нашего героя, тот посвятил этой беде несколько страниц. Да что там гид! «Побывав в Африке, в Сингапуре, в Австралии и в Бразилии, — тревожно пишет Михаил Николаевич, — я понял, что все обезьяны думают только об одном: что бы украсть».

У рачительной хозяйки даже обрезки идут в дело, и у прижимистого Задорнова — тоже. Если бережно хранить все свои публикации, то однажды какая-нибудь из них может пригодиться в хозяйстве — как веревочка гоголевскому Осипу. В новую мемуарную книгу популярного эстрадника входят, например, не только нынешние тексты, но и давние, впервые напечатанные в конце застойных 70-х и в начале перестроечных 90-х.

Необходимый издателю товарный объем достигнут, однако есть нюансы.

По ходу повествования облик самого автора приобретает — как бы сказать поделикатнее — излишнюю стереоскопичность, и это обстоятельство вряд ли запланировано. Вот московский инженер Задорнов, побывав в Сибири и на Дальнем Востоке, восхищен гигантами индустрии и БАМом: «Всюду подъемные краны, строящиеся дома, люди в касках». Вот Задорнов-обличитель десять лет спустя пишет об «отравляющих воздух трубах Магнитки и никуда не ведущей Байкало-Амурской магистрали». Вот Задорнов, поставленный руководить агитбригадой МАИ, рапортует: «Это единственный агитколлектив, который был удостоен чести выступления перед делегатами XVII съезда ВЛКСМ». Вот юморист Задорнов шутит уже о том, как к лицам его сограждан «прилипли шесть орденов комсомола». Вот молодой Задорнов клеймит китайских милитаристов, забывших «былую дружбу и бескорыстную помощь». А вот он же, повзрослев, воспевает Китай, где «всегда прислушивались к тем мудрецам, которые учились жизни у природы, а не у западных конституций».

«Валентин Зорин теперь по телевизору хвалит все то, что раньше ругал, и ругает все то, что раньше хвалил», — смеется автор над советским пропагандистом, забывая глянуть в зеркало. Конечно, человеку надо меняться; вся беда в частоте и чрезмерной шустрости задорновских метаморфоз. Еще недавно наш герой издевался над цензурой, а ныне век иной — и Задорнов иной: «Кому вообще эта сегодняшняя «свобода слова» нужна? Бездарным кинотеатральным режиссерам для того, чтобы (…) материться со сцены». Вчера автор бранил ширпотреб отечественный, а нынче вдруг прозрел: «Итальянская мебель очень быстро разваливается, утюги коротят, стиральные машины выпрыгивают из шлангов». Примером для подражания оказывается не Рим, а Минск: «Беларусь — единственная страна, которую не затронул мировой кризис. Бесплатное образование! Бесплатная медицина!.. Да, в магазинах даже в Минске нет такой товарной вакханалии, как в Москве… Но это же замечательно!» В 1990-м Задорнов, зайдя в американский супермаркет, потрясенно разглядывал ряды йогурта («девяносто сортов!») и желал родине такого же изобилия. Теперь он осознал, что ничего хорошего в нем нет. Как, впрочем, и в самой Америке.

Отношение к США — отдельная тема. В 1980 году инженер «секретнейшего из вузов», давший подписку о невыезде, мог лишь мечтать об Америке. Девять лет спустя он впервые побывает за океаном и осознает, что «в Америке никто не унижает национального достоинства». «Когда живешь так, как они, хочется жить как можно дольше!» — напишет он в 1990-м, но в «нулевые» годы перед телекамерами зачеркнет в паспорте штамп с американской визой и весь обличительный пыл направит на США.

Подобно метеорологическому устройству на крыше дома, автор чутко ощущает смену ветра. Как-то очень вовремя ему разонравились США — страна, где люди привыкли «ходить на демонстрации не за отгулы, кричать «ура!» не по приказу». Как-то очень кстати Задорнов смекнул, что наши журналисты «борются за демократию по заказу Запада». Раньше он обличал «поголовную глупость, которая тут же бросается в глаза, когда прилетаешь из-за границы», а теперь водружает дурацкий колпак на других: «даже не умеющий толком читать бразильский таксист считает американцев узко мыслящими», «их юмор одноклеточный», «их человек туп от сытости» и грозит «стать всеобщей планетной бедой».

Все эти бесконечные мантры о «тупы-ы-ых американцах» сперва забавляют, потом раздражают, а потом и настораживают. Ведь если, упаси боже, между Россией и США начнется что-то действительно плохое, то вскоре выяснится, что американцы — вовсе не тупые… А вдруг таким образом притупляется наша бдительность? Раз уж велено считать, что всеми каверзами незримо рулит американский Госдеп, то, может, Михаил Задорнов — тоже тайное (даже от Задорнова) и самое беспощадное его оружие?

Михаил Задорнов. Князь Рюрик. Откуда пошла земля Русская. М.: Алгоритм

Юморист Задорнов отныне не улыбается. В новой книге ему не до шуток: «Пришли, как всегда с Запада, беды на славянскую землю». Мы дожили до того, что у нас «сегодня пьют не квас, а фанту; не медовуху, а немецкое пиво». Да и, собственно, за что теперешнему русскому человеку пить? «Какие говорить тосты? Мы вместе с потерянной историей потеряли и смысл наших исконных праздников».

В заговор с целью уничтожения правильного прошлого Руси (и подбрасывания неправильного), по Задорнову, испокон веку было вовлечено множество «русофобов и ненавистников славяноруссов». Тут и древние евреи, которые «свою историю написали так, будто вокруг в мире кроме них ничего и никого не существовало в течение нескольких тысяч лет». Тут и Нестор, который сочинял свою летопись, сидя в Киеве, и, поскольку «между москалями и хохлами уже тогда начались споры», кто на свете всех милее, этот зловредный тезка будущего батьки Махно сознательно замалчивал «кипучую торгово-культурнотворческую жизнь» наших предков до прихода варягов.