Старик не ожидал появления Илис у себя в кабинете и воззрился на нее со свирепым изумлением.

— У вас какое-то дело ко мне? — отрывисто и неприветливо спросил он, надвинув кустистые седые брови на выцветшие глаза. Он не хотел оскорбить Илис резкостью тона; подобным образом командующий обращался со всеми, не делая исключения даже для императора. По-другому разговаривать он не умел. Илис знала об этом и ничуть не смутилась.

— Мне нужно поговорить с одним пленником, содержащимся в Северной, — заявила она без длинных вступлений. — Его зовут Грэм Соло.

— Поговорить? О чем?

— Это мое дело.

— Его величество запретил кому бы то ни было, за исключением некоторых лиц, общаться с пленным. И вы, барышня, к означенным лицам не относитесь.

— Его величество, — задрала нос Илис, — наделил меня особенными полномочиями. А потому я могу полагать, что на меня этот запрет не распространяется, — с нескрываемым удовольствием она предъявила Риттеру опаловый перстень, предвкушая его реакцию.

Но ожидаемой реакции не последовало. Отнюдь не впечатленный предъявленным знаком власти, Риттер продолжал холодно разглядывать Илис, и в глазах его явственно читалось: знаем мы, какие это полномочия!

— Я не позволяю вам разговаривать с Соло, — скрипуче проговорил он.

— Вы что, не узнаете перстень?

— Узнаю. Но без особого приказа императора к пленному вас не допущу.

Пришлось Илис уйти ни с чем. Однако, Риттер, со своей солдатской прямотой, неосторожно обронил фразу, за которую Илис зацепилась.

Грэм Соло, похоже, попал в разряд государственных тайн, но все же Илис потребовалось совсем немного времени, чтобы разузнать, кто входит в список тех самых «исключительных» лиц, допущенных до общения со стратегически важным пленником. Список был небольшим и включал в себя, разумеется, самого Риттера, Марка, Фереда, двух или трех старших офицеров командования (которых Илис знала плохо или не знала вовсе), а так же гарнизонного лекаря.

В Северной уже в течение доброго десятка лет служил Гурах, человек тихий, безобидный и совершенно безотказный. На военного лекаря он совсем не походил, но дело свое знал хорошо, и солдаты его любили. Илис свела с ним знакомство еще в прошлый свой визит в Северную, но общалась с ним нечасто: ее слабо интересовали растения и отвары из них, а старик — ибо Гурах был уже стар, — знать ничего не хотел, кроме своих любимых трав. Илис даже не была уверена, что старик помнит ее имя. Впрочем, это было как раз неважно.

Прежде чем отправиться в гости к Гураху, Илис уселась писать записку к Грэму. Подписываться она не собиралась, во избежание неприятностей для себя и старика лекаря, и поэтому выражения выбирала аккуратно, с таким расчетом, чтобы Грэм узнал ее по одной манере излагать мысли.

Старик, погруженный в свои травки и отвары, долго не мог понять, откуда в крепости взялась малознакомая шальная девчонка. Только когда Илис кое-как объяснила ему, что является воспитанницей императора, взгляд его несколько прояснился. Но еще некоторое время потребовалось, чтобы втолковать, чего Илис от него хочет. Имя Грэма Соло ничего ему не говорило, и описание его внешности привело его в недоумение.

— Я не видел в тюремных камерах никого похожего на юношу, про которого вы говорите, — заявил он.

— Вы точно уверены?

— Конечно, — с достоинством ответил Гурах, поглаживая редкую седую бороду. — Внешность у этого юноши, как я понимаю, приметная, я бы запомнил. Нет, я его не видел.

— Значит, скоро увидите, — нетерпеливо сказала Илис. — А когда это случится, передайте ему, пожалуйста, от меня письмо.

— Что в нем?

— Вам это нужно знать? Уверяю вас, ничего особенного. Если кто-то про него и узнает, вас не накажут.

Старик смотрел на нее в сомнении, и Илис почти силой вложила ему в руки запечатанное письмо.

— Убедитесь, что он прочел, и обязательно добейтесь от него ответа. Поверьте, это очень-очень важно, — Илис старалась говорить как можно убедительнее.

— Мне не хотелось бы ни во что вмешиваться… — начал Гурах неуверенно.

— Да вам и не придется! Просто передайте письмо и выслушайте ответ, больше я ни о чем не прошу. Поймите же, возможно, это последняя возможность сохранить человеку жизнь.

Гурах повздыхал жалостливо, но наконец согласился и спрятал письмо в глубокий карман своего лекарского балахона.

Илис побаивалась, что он позабудет о просьбе к тому времени, как попадет в камеру Грэма, но старик не забыл. И когда Илис пришла к нему узнать новости, охотно передал ей свой разговор с пленником. Но в первую очередь Илис волновало одно:

— Он прочел записку?

— Я сам прочел ему, — как бы оправдываясь, ответил Гарух. — Видите ли, юноша долгое время провел к темноте, и его глаза…