Корделия покачала головой.

— Я не устала, и мне не хочется спать. Может быть, я могу тебе помочь? Например, принести воды.

— Еще чего не хватало, — проворчал Грэм. — Нечего тебе тяжести таскать. И так, того гляди, переломишься пополам. Я сам принесу…

— Я крепче, чем кажусь, — тихо улыбнулась Корделия.

— Хорошо, ежели так. И все-таки я сам. А ты присмотри за костром.

Прихватив котелок, Грэм спустился в овраг и набрал воды, кристально-прозрачной и очень холодной. Мысль о том, что в ближайшее время можно будет поесть чего-нибудь горячего, грела его в буквальном и переносном смыслах.

Вернувшись, он застал Корделию на прежнем месте. Подтянув к себе одно колено и обхватив его руками, она задумчиво глядела в огонь. Видимо, это она и подразумевала под «присмотреть за костром». Грэм молча приладил котелок над огнем и сел напротив Корделии на землю, постелив под себя сложенный плащ. Хотя в последние несколько дней значительно потеплело, земля оставалась холодной, словно осенью.

— Как хорошо, когда есть огонь, — тихо проговорила Корделия. — Мы все очень устали в последние дни.

— То ли еще будет, — посулил Грэм. — В Касот еще и не так придется скрываться.

— Ты не боишься? — через огонь взглянула на него Корделия.

Грэм пожал плечами.

— Чего мне бояться? Я не участвую в этой войне.

— Пока ты с нами — участвуешь.

— Даже если так… Спокойной жизни я не ищу.

— Это видно, — согласилась Корделия. — Ты очень беспокойный человек, Грэм. Мне интересно, кто ты. Ив уверен, что ты нобиль, но почему-то это скрываешь.

— Ив со всеми успел обсудить мою персону? Даже если я нобиль, не понимаю, почему его это так волнует.

— Он считает, что если ты скрываешь от нас это, то можешь скрывать что-нибудь еще.

— И что? Или он полагает, что я обязан вывернуться перед ним наизнанку?

Корделия улыбнулась.

— Ив очень резкий человек, но в чем-то он прав… К примеру, у тебя очень правильная речь. Это странно и необычно для простолюдина.

— Я учился в храмовой школе, вот и все, — пожал плечами Грэм.

— Не каждый родитель отдаст своего отпрыска в храмовую школу… Кто был твой отец?

— Какая разница? Он давно мертв.

— А мать?

— Она умерла еще раньше отца. Корделия, к чему эти расспросы? Между прочим, о вас я тоже почти ничего не знаю.

Корделия и глазом не моргнула.

— Тебе известна цель нашего путешествия — если я верно понимаю, Ванда тебя на этот счет просветила, — и это больше того, что нам известно о тебе. Мы не знаем, кто ты, как и зачем оказался в Медее…

— Кто вы — этого я тоже не знаю, — разговор начал надоедать Грэму, и эти слова прозвучали почти резко. — Вы назвали только свои имена, а это — ничто.

— От полных наших имен тебе пользы не будет, — мягко возразила Корделия. — Одно только смущение ума…

— То есть?

— Право, это неважно, — наклонившись, она бросила в костер несколько веток из-под ног.

— Ну и от меня тогда отстаньте, — в сердцах бросил Грэм.

— А почему — Фекс? — задумчиво проговорила Корделия, словно не слыша его. — Рондра — это понятно, а почему — Фекс?

— Купцам тоже нужна охрана.

— Охрану можно нанять среди людей Рондры…

— Верно, а бирка от Фекса — знак того, что я служу и ему тоже… опосредованно… этого довольно?

Корделия долго смотрела на него через огонь, накручивая на палец белокурую прядь, выбившуюся из косы.

— Это могло бы быть так… — проговорила она тихо. — Но…

— Но? — переспросил сквозь зубы окончательно выведенный из себя Грэм.

— Но это не так.

— Да идите вы все к Борону! — взорвался Грэм, вскакивая. — Что вам за дело до меня? Что за допросы с пристрастием?! Какое вам дело, откуда я пришел и куда я уйду, когда мы распрощаемся?

— А мы распрощаемся? — загадочно улыбнулась Корделия. — Мне показалось…

— Что? Что тебе показалось?

— Мне показалось, — с невероятным спокойствием продолжала девушка, — что ты не прочь был бы вернуться с нами… в Медею…

— Я этого никогда не говорил.

— Но думал….

— И не думал!

Улыбка Корделии становилась совершенно невыносимой.

— Может быть, и не думал… но в глубине души…

— Хватит, — Грэм отвернулся, чтобы не видеть улыбки Корделии, и принялся собирать лежащие на земле сучья. — Это разговор ни о чем. Сначала нужно сделать дело, а потом…