Вместо ответа Грэм что было сил съездил ему по лицу, и пока не успевший среагировать и защититься Ив отплевывался и отфыркивался, зажимая окровавленный нос, развернулся и пошел в лес. Но не успел он пройти и десятка шагов, как необычайно быстро оклемавшийся Ив налетел на него сзади, повалил, и завязалась безобразная, самая настоящая трущобная драка. Грэм понял, что шансов выйти из схватки победителем у него нет — Ив был отнюдь не слабее его, и к тому же прекрасно знал его больное место, и без всякого благородства и жалости пытался задеть его. А сам он, соответственно, мог в полную силу действовать только одной рукой.

В какой-то момент Грэм начал терять сознание, а Ив, окончательно позабывший все и вся, кроме бешеной ярости, потянулся за оружием; и Двенадцать знают, чем бы могло закончиться дело, если бы среди деревьев не возник вдруг тонкий девичий силуэт, увенчанный двумя горящими золотом в свете фонаря косами.

Девица отчаянно закричала, бросила фонарь в траву и бросилась разнимать дерущихся; а точнее — оттаскивать Ива, который уже почти вытащил из ножен кинжал. Грэм почуял свободу, тут же откатился в сторону и попытался приподняться, но в глазах потемнело, и он снова грянулся на землю. Кто-то мягко обхватил его за плечи, желая помочь, но по недомыслию или неосторожности только причинил новую боль.

— Пусти… — прошипел Грэм, отстраняясь. — Я сам… пусти…

— Дай я посмотрю, — послышался сдавленный голос Ива, но ему тут же ответил звенящий гневом голосок Корделии:

— Не смей к нему подходить! Прочь! Прочь, я сказала! — и тут же, совсем с другой, виноватой и тревожной ноткой: — Грэм, ты как? Я сделала тебе больно? Скажи, чем тебе помочь!

— Ничем. Я сам. Я в порядке.

— У тебя кровь. Ив тебя ранил?

— Нет. Это старая рана.

В глазах, наконец, прояснилось, и Грэм сумел сфокусировать вгляд на встревоженном лице Корделии. Вся дрожа, она стояла между ним и Ивом, присевшим неподалеку на землю. Нос его все еще кровотичил, и он запрокинул голову, пытаясь остановить кровь. Вся его ослепительно белая недавно рубаха была заляпана расплывшимися пятнами, очевидно алыми, но сейчас, ночью, казавшимися черными.

— Ив! Ты бы хоть извещал об изменении в своих планах… Какого лешего? Какой бес в тебя вселился? Четверть часа назад ты вещал о том, что я нужен для дела, и меня никак нельзя прикончить…

— Шутит — значит, в порядке, — криво усмехнулся Ив. — Сам-то ты хорош…

— Оба хороши! — вмешалась Корделия. — Что на вас нашло? Из-за чего сцепились?

— Как будто не знаешь… — буркнул Ив.

Девушка тоже опустилась в траву, отчаянными глазами посмотрела по очереди на обоих драчунов.

— Ванда заслуживает хорошей взбучки, — грустно сказала она. — Ее поведение… я просто не понимаю, чего она добивается.

— Чего тут понимать, — встрял Ив. — Она хочет, чтобы все плясали под ее дудку, все как обычно. Только теперь у нее появилась новая игрушка, и она никак с ней не наиграется.

— Ив!..

— Что — Ив? Ты прекрасно знаешь мои чувства к Ванде. Если кто еще не понял, могу сказать вслух: Ванда… очень дорога мне, но я прекрасно понимаю, что она такое. Она легкомысленна, она готова строить глазки любому проходимцу, не задумываясь о том, насколько порядочен этот проходимец…

— У тебя нос, кажется, цел остался? — вопросил Грэм. — Могу это исправить.

— Грэм! Ив! Довольно. Вы словно глупые мальчишки. Ванда водит вас обоих за нос… а вы и рады поддаться.

— В самом деле, довольно, — убедившись, что потеря сознания ему больше не грозит, голова не кружится и в глазах не темнеет, Грэм осторожно поднялся на ноги. — Я иду спать. Хватит с меня идиотских разговоров… Вчера Ванда, сегодня вы…

— Чего хотела от тебя Ванда? — рванулся вперед Ив.

— Хотела, чтобы после Северной я поехал с вами в Медею, принял или купил титул, и поселился рядом с ней…

— Зачем?!

— А вот об этом, — злобно усмехнулся Грэм, — спроси ее саму. А впрочем, можешь не спрашивать. Все равно ничего не будет. После Северной мы разойдемся в разные стороны — если, конечно, останемся живы, — и займемся каждый своими делами. Вы — своими, а я — своими. Это я тебе могу обещать. А теперь спокойной ночи.

Наутро все трое попытались сделать вид, будто всю ночь проспали сном невинности, и ничего не было. Но припухший нос Ива, а так же окровавленные рубашки вызвали у Ванды и Оге сначала недоумение, а потом шквал вопросов. Ив отшутился, что, мол, вышел ночью по делу и в темноте не заметил дерево, о кое и попортил физиономию. Грэму было проще выкрутиться: про рану его все знали, и ничего удивительного не было в том, что она вдруг открылась после трудной дороги.

В идиотское объяснение Ива никто, разумеется, не поверил, и Ванда в продолжение всего завтрака метала в него подозрительные взгляды, и наконец не выдержала:

— Вы что, все-таки сцепились ночью?!

— Давай не будем об этом, — хмуро попросил Ив. — Мы уже все решили, и больше не будем возвращаться к этому вопросу. Обещаю.

— Решили? — чуть не взвизгнула Ванда. — Как? Чуть не поубивав друг друга? И как вам только не надоест? А главное, выбрали время! Что, если б вы серьезно друг друга ранили? Подумали вы о том, что будет с Дэмьеном? Для того мы так далеко забрались и столько преодолели, чтобы погубить все дело у самых дверей его темницы?