– Я не собираюсь прекращать свою ночную деятельность.

Мэггс ошеломленно посмотрела на мужа.

– Но… ты должен.

Годрик вскинул брови.

– Почему?

– Потому что… – Мэггс развела руками, едва не смахнув с каминной полки тарелку, – это опасно и… ты убиваешь людей. Ты просто должен остановиться.

Годрик вздохнул, глядя на жену. Он мог бы рассказать ей о вдове, которую он спас от изнасилования в прошлом месяце; о грабителях, напавших на пожилого цветочника, спасшегося лишь благодаря ему, Годрику; о девочках-сиротах, которых он отвел в приют в ту самую ночь, когда впервые встретил Мэггс. Он мог бы поведать множество леденящих душу историй и похвалиться своей смелостью, только все это по большому счету не имело никакого значения. Ибо в глубине своей израненной души он знал, что даже если бы ему не удалось спасти ни одной жизни, ответ остался бы прежним.

– Нет, я не остановлюсь.

Глаза Мэггс расширились от ужаса, и Годрик на мгновение испугался, что она его предаст.

Но потом Мэггс упрямо вскинула голову и бросила на мужа испепеляющий взгляд.

– Что ж, хорошо. Ты свой выбор сделал.

Годрик знал: Мэггс еще не закончила – и ему совсем не понравится то, что она скажет дальше.

И слова жены нанесли ему удар в самое сердце.

– Я тоже сделала выбор. Я найду убийцу Роджера… и убью его.

Годрик проснулся второй раз за день. Теперь от приглушенного смеха. Он посмотрел на окно. Судя по тому, как падали на пол солнечные лучи, время близилось к вечеру. Очевидно, он проспал почти весь день после бурного спора с Мэггс. При воспоминании о ее клятве вернуться на Сент-Джайлз и расправиться с убийцей своего треклятого любовника в висках у Годрика застучало.

Мэггс его жена.

Он обязан защищать Мэггс, в том числе от ее глупости. И Годрик защищал бы жену, даже если бы она… не начала ему нравиться в последние несколько дней.

Боль в левой части спины казалась Годрику невыносимой. Он вздохнул и осторожно приподнялся на кровати. Вчера ночью Моулдер зашил рану, постоянно бормоча при этом, что она настолько пустяковая, что и переживать не стоит. Но сегодня она не казалась Годрику пустяковой. Он с трудом поднял левую руку, чтобы надеть рубашку. За ней последовали носки, бриджи и туфли. На это потребовалось немало времени. И тем не менее Годрик подумал, что в прошлом у него бывали и более сложные ранения.

А иногда он и вовсе не поднимался с постели по нескольку дней.

Годрик неуклюже надел жилет, застегнул его и направился к двери, разделявшей их с Мэггс спальни. Вновь раздался хрипловатый смех, пробудивший в Годрике любопытство. Он постучался и только потом отворил дверь.

Мэггс сидела на круглом ковре перед кроватью, а вокруг нее зелено-розовым облаком лежал подол платья. Четыре маленькие служанки сидели на корточках рядом с Мэггс, точно помощницы невероятно привлекательной языческой жрицы, на коленях которой копошилась причина их приподнятого настроения – толстое, похожее на крысу существо.

Мэггс подняла глаза на звук открывающейся двери, и Годрик заметил, как сияет ее лицо. На мгновение перехватило дыхание, потому что ему показалось, будто кожа жены излучает свет, а еще она, очевидно, пожелала не вспоминать об их ссоре, и Годрик был несказанно рад этому.

– О, Годрик, ты только посмотри! У Ее Светлости родились щенята.

С этими словами Мэггс протянула мужу похожее на крысу существо – судя по всему, являющееся щенком, – точно ветвь мира.

Годрик вскинул брови и опустился в кресло.

– Он вполне… милый.

– О Господи! – Мэггс прижала щенка к щеке. – Не слушай мистера Сент-Джона, – прошептала она, обращаясь к щенку. – Ты самый восхитительный щенок из тех, что я когда-либо видела.

Все четыре девочки захихикали.

Годрик вновь вскинул брови и мягко повторил:

– Я же сказал, что он милый.

Смеющиеся карие глаза жены посмотрели на Годрика поверх мягкого бежевого тельца.

– Да, только тон, каким ты это произнес, свидетельствует об обратном.